Читаем Время, вперед ! полностью

Он был готов весело расхохотаться. Но Налбандов строго молчал. Американец покашлял и тоже замолчал, поджав губы.

Несколько минут они ехали молча.

Теперь представился повод возобновить так неудачно начавшийся разговор - гора, рудник, буровые вышки...

Налбандов круто повернул смоляную бороду. Вскинул голову.

- Эта гора? Да. Триста миллионов тонн руды.

- Триста миллионов?

Мистер Рай Руп не находит слов.

- Триста миллионов?

Мистер Дарлей вытаскивает записную книжку.

- Триста миллионов. Да. Тонн.

Глаз Налбандова бьет вдаль. Налбандов доволен. Давать точные, исчерпывающие технические разъяснения, поражать цифрами и масштабами, разворачивать широкую статистическую картину строительства - это его стихия. Налбандов щеголяет памятью и знаниями.

Он веско бросает короткие фразы:

- Триста миллионов. По неполным исчислениям. Дальнейшие исследования значительно увеличат эту цифру. По качеству своему руда одна из богатейших в мире. Шестьдесят пять, шестьдесят семь процентов чистого железа. Коэффициент рудоносности - на одну тонну руды одна тонна пустых пород. При самой интенсивной технически возможной разработке этого запаса хватит на многие десятки лет. Следовательно...

Налбандов несколько небрежно кивает бородой налево.

Там, налево, внизу - громадное плоское пространство строительной площадки.

- Следовательно... ничего нет удивительного в размахе строительства. Обращаю ваше внимание. Наша строительная площадка. Отсюда она как на ладони.

(Как "на ладони". Нет. Она сама - грубая, грязная ладонь площадью в сорок пять квадратных километров, с пересекающимися линиями железнодорожных путей, с буграми и неровностями, с пальцами горных отрогов.)

- Здесь будет восемь доменных печей. Мощнейших в мире. Суточная выплавка каждой - до тысячи двухсот тонн. Уже с октября будущего года мы увеличиваем выпуск до четырех миллионов ста тысяч тонн. Чтоб вывезти этот груз с завода - потребуется около шести тысяч поездов. Для внутреннего транспорта сырья и готовых изделий на заводской территории должно быть проложено свыше пятисот километров железнодорожных путей, то есть почти расстояние между Москвой и Ленинградом. Вот здесь вы видите домны номер один и два. Они уже на сорок два процента готовы.

И так далее, и так далее.

Американцы бросают рассеянный взгляд налево. Две строящиеся домны издали похожи на маленькие шахтерские решетчатые лампочки. Вблизи они должны быть огромны, как двадцатиэтажный дом.

Мистер Рай Руп утомленно прикрывает глаза.

Слишком много цифр. Слишком много техники. Слишком большие масштабы.

Нет, положительно, человечество сошло с ума. Техника - вот величайшее зло мира. Мистер Рай Руп давно пришел к этому заключению. Он давно лелеет мысль написать об этом замечательную книгу. И он ее напишет. Книгу о гибельном влиянии техники на человечество. Ядовитый памфлет против машины.

Мистер Рай Руп погружается в свои любимые мысли.

Налбандов говорит, бросает громадные цифры, проворно показывает объекты и тыкает громадной оранжевой палкой направо и налево.

Автомобиль уже спустился с горы. Он летит в облаке жгучей пыли среди хаоса строительных и жилищных участков.

Мистер Рай Руп открывает глаза. Он, добродушно улыбаясь, просит мистера Налбандова, нельзя ли им немного осмотреть окрестности. Здесь, на площадке строительства, слишком пыльно и знойно. А там, в степи, вероятно, очень интересно. В этой уральской безграничной степи, где, говорят, до сих пор еще сохранились кочевники.

Налбандов дает приказание шоферу.

Машина мчится мимо отеля. Вокруг отеля вся земля покрыта битым стеклом. Битое стекло нестерпимо блестит на солнце.

- Товарищ Налбандов! Одну минуточку!

Из отеля выбегает и бросается наперерез машине маленький, страшно черный и небритый, взлохмаченный (без шапки) человек с блокнотом в руке. Он в сапогах, в горчичного цвета галифе, в потертой, некогда черной кожаной куртке. Куртка расстегнута. Под ней - сетчатый, ужасающего цвета тельник, синяя густоволосая курчавая грудь. Яркие и блестящие с желтизной глаза антрацит.

- Эй, хозяин! Остановись! На минуточку.

(Это - шоферу.)

Человек с блокнотом вскакивает на подножку машины.

- Один вопрос. Ваше мнение относительно харьковского рекорда?

Налбандов резко поворачивается. Смотрит в упор.

- А вы, собственно, кто такой?

- Я корреспондент РОСТА. Мы, кажется, с вами встречались в заводоуправлении.

- Не знаю. Не помню. Здесь много корреспондентов. Так что же вам, собственно, от меня угодно, товарищ корреспондент?

- Ваше мнение относительно харьковского рекорда.

- Это по поводу пресловутых харьковских замесов? Сколько они там наляпали? Кажется, триста шесть замесов? Не знаю. Не интересуюсь. Они могут у себя там хоть на голове ходить.

- Так. А что вы думаете относительно переноса харьковского опыта на нашу стройку?

Налбандов круто отворачивается.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза