Время, вперед !

Леонард Дарлей, почтительно улыбаясь, переводит: мистер Рай Руп говорит, что ему очень понравилась водка; мистер Рай Руп вообще не пьет, ему не позволяет здоровье, но за завтраком он попробовал одну совсем маленькую рюмочку - и это так прекрасно, что он боится, что сделается тут пьяницей, в этих уральских степях.

Мистер Рай Руп лукаво и одобрительно кивает головой.

Товарищ Серошевский вежливо улыбается. Он хочет откланяться, но мистер Руп интересуется, любит ли мистер Серошевский пить водку.

Мистер Серошевский любезно сообщает, что иногда отчего же и не выпить несколько рюмок.

- О да, иногда это даже полезно, но, конечно, не часто.

Мистер Руп юмористически грозит мистеру Серошевскому указательным пальцем.

Мистер Леонард Дарлей интересуется:

- Много ли здесь пьют водки рабочие?

Серошевский объясняет, что на строительстве продажа алкоголя вообще запрепщена. Исключение - для иностранных специалистов. Но у них свой ресторан.

- Ах, здесь сухой закон. Это очень интересно, и, вероятно, уже есть бутлегеры?

(Мистер Леонард Дарлей вытаскивает записную книжку.)

- Недаром утверждают, что Советская Россия идет по следам Соединенных Штатов. Но она начинает как раз с того, чем Америка кончает, - бормочет Дарлей, делая заметку.

Мистер Руп многозначительно щурится. Серошевский нервничает:

- Однако я должен перед вами извиниться...

Шофер видит, что дело плохо. Он крутой дугой подводит машину к самому локтю начальника. Серошевский берется за нагретый борт торпедо.

Но мистер Руп, очевидно, не склонен прерывать так мило начатой беседы. Он любит поговорить.

Не торопясь, он делает несколько любезных и остроумных замечаний насчет местного климата и природы (насколько, конечно, он успел заметить со вчерашнего вечера). Он находит очень практичным, что этот поселок, состоящий из коттеджей, выстроили на склоне горы, в некотором отдалении от самого центра строительства; здесь гораздо меньше пыли и ветра; замечательно сухой, целебный воздух (насколько он заметил), прямо курорт; между прочим, сколько это метров над уровнем моря? Кажется, триста шестьдесят? Или это преувеличено?

Товарищ Серошевский украдкой бросает взгляд на никелированную решетку ручных часов; она слепит.

Четверть одиннадцатого.

Мистер Рай Руп берет товарища Серошевского под руку. Они не спеша прохаживаются взад-вперед, любуясь природой.

Машина мягко ходит за ними по пятам на самой маленькой скорости.

Превосходный пейзаж; если бы не березы - почти альпийский.

Березы растут в ущелье.

Из-за крутого склона виднеются их верхушки. Они насквозь просвечены солнцем. Они сухи и золотисты, как губки. Они вбирают в себя водянистые тени облаков. Тогда они темнеют и бухнут.

Ветер доносит оттуда прохладный запах ландышей.

По дороге идет тяжелая корова с тупым и прекрасным лицом Юноны.

Отсюда открывается великолепный вид на Уральский хребет. Горная цепь написана над западным горизонтом неровным почерком своих синих пиков.

Мистер Рай Руп восхищен.

- Уральский хребет, в древности Montes Riphaei, - меридианальный хребет, граница между Азией и Европой... Большевики стоят на грани двух миров, двух культур. He правда ли, это величественно?

Товарищ Серошевский рассеянно кивает головой.

- Да, это очень величественно.

Он готов прервать разговор на полуслове и уехать, - совершить грубую бестактность, недостойную большевика, стоящего на грани двух миров.

Но его спасает Налбандов.

Налбандов громадными шагами, опираясь на громадную самшитовую палку, боком спускается с горы.

Американцы с любопытством смотрят на этого живописного большевика, на его черную кожаную фуражку, черное кожаное полупальто, смоляную узкую, острую бороду.

У Налбандова резкие, бесцеремонные, мешковатые движения высококвалифицированного специалиста-партийца, твердый нос с насечкой на кончике. Мушка. Прищуренный глаз. Он не смотрит, а целится.

Он только что принимал новый бурильный станок "Армстронг". У него под мышкой сверток синей кальки - чертежи. Он торопится.

Ему нужно перехватить Серошевского.

Он подходит, широко и грузно шагая:

- Слушай, Серошевский...

Налбандов начинает с места в карьер, без предисловий, не обращая внимания на гостей:

- Слушай, Серошевский, этого твоего Островского нужно гнать со строительства в три шеи к чертовой матери вместе со всей его бригадой!.. Это не монтажники, а портачи. Спешат, путаются, ни черта не знают...

Налбандов давно уже собирается высказать Серошевскому многое.

Особенно его возмущает Маргулиес.

Конечно, это к нему, Налбандову, прямого отношения не имеет, но все же нельзя позволять производить всякие рискованные эксперименты. Строительство не французская борьба, и ответственнейшая бетонная кладка не повод для упражнений всяких лихачей-карьеристов... Тут, конечно, дело не в лицах, а в принципе...

Серошевский пропускает это мимо ушей.

(Приеду - разберусь.)

- Позвольте вам представить, - поспешно говорит он - наш дежурный инженер Налбандов. Он вам покажет строительство: вы, кажется, интересовались.

И к Налбандову: