Читаем Время, вперед ! полностью

Во всяком случае, в нем отсутствовало то неуловимое, без чего почти невозможно ощущение города.

В нем не было традиции.

Он возникал слишком быстро. Он возникал со скоростью, опрокидывающей представление о времени, потребном для создания такого большого города.

История еще не успела положить на него своего клейма.

В нем не было монументов, обычаев, стилей, векового национального запаха.

Кроме того - и это самое главное из того, что бросалось в глаза, - в нем не было ни одной черты, говорящей о религии.

Мистер Рай Руп посетил на своем веку великое множество городов.

Среди них были города, возникшие тысячелетия тому назад и продолжающие жить до сих пор.

Были города-государства, города-трупы с остекленевшими глазами, великолепные свидетели древнейшей культуры, блистательных эр, жестокие памятники неповторимых архитектурных стилей, созданные руками рабов.

Были города, идущие к славе, и были города, давно достигшие своего расцвета и теперь медленно оскудевающие.

Были, наконец, города, выросшие в какие-нибудь десять - пятнадцать лет; новые американские города, индустриальные центры, заимствующие для своих дворцов, церквей, отелей и библиотек стили всех эпох и народов с бесцеремонностью нувориша, убежденного, что за свои деньги он может получить всю культуру прошлого, но получающего в действительности лишь более или менее удачные подделки, лишенные души и смысла.

Но во всех этих городах, даже в самых новых и быстро возникших, торжествовала старая традиция религии, ремесел, производства, потребления, нации, социального строя.

XXXII

Они проезжали по широким улицам. Эти улицы с таким же успехом могли быть названы шоссейными или грунтовыми дорогами.

Им попадались жилые дома, магазины, кинематографы, банки, школы, редакции газет, типографии, техникумы, был - морг...

Был полотняный цирк.

Но дома не имели стиля. Дома были стандартными деревянными сооружениями, палатками, бараками, землянками.

Магазины напоминали пожарные сараи, банки и школы помещались в балаганах, кинематографы представляли отгороженные пустыри с рядами вбитых в землю скамеек.

Повсюду были железнодорожные переезды, семафоры, шлагбаумы, шипенье и пар.

Это был черновой набросок города.

Но и сейчас в этом грубом черновом наброске уже ощущалось некое деление на районы, уже угадывался характер этих районов, уже появлялся бытовой рельеф.

Все то, что находилось по правую руку главной железнодорожной магистрали, было центром производственным. Там угольной панорамой рисовались чудовищные решетчатые фигуры объектов и агрегатов.

Все то, что находилось по левую руку, было центром потребительским. Но даже и в этом потребительском центре преобладал производственный колорит.

Геодезисты всюду выставляли свои полосатые шесты.

Вдоль дороги тянули перекрученную ленту рулетки; она блестела на солнце зеркальным винтом коловорота.

Были целые улицы бондарных мастерских.

Здесь сколачивали громадные деревянные чаны - "шари", - потребные для водонапорных башен, прачечных и бань.

В воздухе стоял дубовый гул молотков.

Здесь были огромные дворы, сплошь заваленные целыми штабелями скобяного товара, железными кроватями, рукомойниками, мисками, плевательницами, ведрами.

Но были также и дворы, где на чахлых грядках тесно и бледно выращивали саженцы черного и красного леса, жалкие прутики, редко обросшие вялыми листочками. Они никли под нестерпимыми лучами солнца, отяжеленные толстым слоем душной и едкой пыли.

В витринах книжных магазинов выгорали пестрые переплеты.

У единственной парикмахерской стояла длинная очередь.

Автомобили, плетенки, автобусы, велосипеды, тракторы, мотоциклы и пешеходы двигались навстречу друг другу в косых колоннадах и порталах пыли.

Ветер относил ее в сторону.

Колоннады рушились, клубились. Пыль тянулась по вытоптанной степи, оседая седой кисеей.

Мистер Рай Руп вытирал крылья носа чистым батистовым платком. На платке оставались следы черные, как вакса.

- Здесь много всякого шума, - сказал мистер Рай Руп, слабо улыбаясь, много всякого шума, но нет "шума времени". Вы меня понимаете, товарищ Налбандов?

Налбандов прикрыл глаза и кивнул головой.

Да, конечно, здесь не было "шума времени".

Так называемый "шум времени" предшествовал и сопутствовал росту жизни, и в особенности смерти - "тех", чудесных, зарубежных городов.

Он восхищал историков, путешественников и поэтов.

"Там" история говорила каменным языком порталов, набережных, лестниц, капелл, базилик.

Медное эхо тысячекратно гудело, наполняя "те" города легендами и догадками.

"Те" города. Так сладко звучало "здесь" это "те".

Но здесь история еще только начиналась.

Здесь не было ни легенд, ни догадок. Город без "шума времени", без медного языка истории.

Это казалось невероятным.

Это разочаровывало и оскорбляло.

"Он прав", - подумал Налбандов и сказал:

- Вы не правы, мистер Рай Руп. Я с вами не согласен. - Он резко прищурился.

- Что такое шум времени? Вот над городом летит аэроплан. Сначала мы слышим шум. Заметьте себе - шум.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза