Читаем Время, вперед ! полностью

- Ей-богу, граждане, жрать нечего, помираем с голоду - я и братишка, три дня не емши, истинный крест.

Он бил новыми башмаками - подошва в подошву, - хватал их за шнурки и стремительно крутил перед собой колесом.

- Ботиночки что надо, из города Ленинграда. Новые, прямо дубовые. Налетайте, ребятки, не жалейте двадцатки! А вот бельишко, вышивала Аришка, ни единой латочки, тоже по десяточке.

Его окружили бабы и мужики.

С шуточками и прибауточками, с дурацким, хитрым лицом, он быстро распродал вещи.

Он хватал покупателей за пиджаки. Плевал в ладони. Бил по рукам. Уходил. Возвращался. Притопывал лаптями. Подмигивал. Пел.

Загиров едва поспевал за ним.

С ужасом смотрел он, как в чужие руки навсегда переходят его кровные вещи.

Саенко дал за них десятку, а взял - пятьдесят.

Загиров хотел сказать, но не мог открыть рта, разжать тесно стиснутых зубов.

Ему хотелось есть и пить.

Хорошо бы квасу, кумысу...

Он видел, как Саенко, отворачиваясь от людей, воровато и быстро укладывал новые деньги в пачку старых - совал через ширинку в какой-то глубокий, потайной, внутренний карман.

Оля Трегубова шумно налетела на них.

Она остановилась, вывернув руки и упершись ими в бока.

- Товарищи! - начала она предельно высоким, почти визгливым бабьим голосом. - Все ребята на месте, одни вы не на месте. Это, товарищи, никуда не годится. Достаточно стыдно для сознательных ударников, особенно перед такой ответственной, рекордной сменой...

Саенко скучно посмотрел на ее праздничное платье, на оборочки и пуговички.

Он мигнул Загирову, свистнул, медленно поворотился и молча побрел прочь с базара.

Она обежала его и опять остановилась перед ним.

- Вчера смену прогуляли и сегодня метите прогулять?

Она развевалась перед ними на ветру, как флаг. Ее глаза сверкали обворожительно и упрямо.

- Ну! Я с кем разговариваю? Опять метите прогулять? Что вы - обалдели? Все ребята на производственном совещании, а они на базаре! Чего вы тут не видели? Барахла не видели? А еще ударники! Очень красиво!

Саенко бесстыдно осмотрел ее с головы до ног и нежно улыбнулся.

- Знаешь, что я тебе посоветую, - сказал он ласково, - поцелуй меня знаешь куда?

Он, не торопясь, повернулся, не торопясь, поднял ногу, не торопясь, нагнулся и, не торопясь, похлопал себя по заднице, обширной, как ящик.

- Поцелуй меня в это самое место, дорогая Олечка.

Она страшно покраснела, но сдержалась.

- Очень глупо, - заметила она, небрежно пожимая плечами, - обыкновенное хулиганство.

И вдруг напустилась на Загирова:

- А ты что? Своей головы не имеешь? Он тебя водит, а ты за ним ходишь, как

на веревочке!

- Ну что ты обижаешь моего товарища! - сказал Саенко жалобно. - Корешка моего дорогого. А то знаешь: кто моего дружка обидит, из того душа вон. Он еще, понимаешь ты, не отыгрался. Верно, Загиров?

Оля наморщила маленький выпуклый лобик,

- Гляди, Саенко!

- Ну и гляжу, и что же дальше?

- Мы вопрос поставим. Имей в виду. Мы тебя хорошо знаем.

- Положил я на вас с прибором! Вам это понятно?

- Товарищи, будьте сознательные...

Оля Трегубова перевела дыхание.

Ух, как она ненавидела Саенко!

Она собрала все свои силы, чтоб не сказать лишнего. Она понимала, что надо хитрить. Неосторожное слово может испортить дело. А сегодня каждый человек особенно нужен. От одного человека, может быть, зависит все дело.

Саенко смотрел на нее сощуренными неглупыми глазами. Он видел ее насквозь. Он понимал свою силу.

- Товарищи, - сказала она рассудительно, - будьте сознательные. Раз дисциплинка, так дисциплиночка. Сказано - так сказано. По-большевистски. Ясно? Загиров, а? Ребят не посадите.

Загиров стоял молча, обалдело. Саенко обнял его за спину.

- Ну так как же, корешок мой дорогой? Я, между прочим, тебя не задерживаю. Валяй, валяй! А то еще мне за тебя дело какое-нибудь пришьют.

Он близко заглянул ему в глаза.

- А то, может, пойдем, братишка, что ли, вместе?

Он показал головой на Олю.

- Давай им покажем, какие мы с тобой знаменитые энтузиасты.

Его голос становился все вкрадчивее и медовее, а рот - ядовитее.

Саенко истекал ненавистью.

Оля это чувствовала. Она знала, что сегодня обязательно будет что-то неладное. Но она делала вид, что не замечает этого.

- Правильно! - звонко крикнула она. - Правильно, хлопцы! Смойте с себя вчерашний позор.

- Позор? - подозрительно спросил Саенко. - Какой может быть вчерашний позор? Что за позор? Ты, Олька, нам лишние слова не говори. Как ты можешь нас перед народом срамить? Какое твое право? Катись отсюда к ядренейшей матери.

Оля пропустила оскорбление мимо ушей.

- Так как же, хлопцы? Не подведете? Не посадите?

- Катись! - крикнул Саенко не своим голосом. - Катись за-ради бога и не заслоняй мне солнца. Сказали, придем - значит, придем. Ставьте самовар.

Она сделала вид, что верит. Она отстала от них. Но она не ушла. Она следила за ними издали. Они спустились с дымящегося холма. Саенко впереди, Загиров сзади.

Она думала, что Саенко обманет. Но она ошиблась. Саенко и Загиров шли на участок. Саенко таинственно говорил:

- Ша! Слушай меня. Ты, первое дело, слушай меня и соображай. Отыграешься.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза