Читаем Время, вперед! полностью

Это исследование позволяет более подробно и детально представить себе масштабы задач, которые ставились в рамках формирующейся советской культурной политики на самом раннем ее этапе, а также уровень осознания проблем теми людьми, которые принимали решения. В своих действиях они ориентировались не только на заранее сформулированные идеологические или культурные нормы, но и на изучение эмпирического материала и практический опыт, накопленный в ходе просветительской работы русской интеллигенции конца XIX – начала XX века.

Последующая история показывает, что подобный подход был эффективным и уже к 1930-м годам в России удалось сформировать новую читательскую массу, которая была способна потреблять стремительно растущие тиражи книжных, газетных и журнальных изданий. Таким образом, пропагандистские задачи новой власти решались в тесной связи с культурными и решались – для того времени – успешно.

Один из красноармейцев в анкете объясняет, за что любит Чехова: «…за его тонкое проникновение в душу самого обыкновенного человека, за его какое-то мягкое, немного грустное изображение этой серенькой, такой, обычно, хмурой жизни, а главное, за его добрую веру в то, что все-таки, несмотря на несовершенства этой жизни – будет когда-нибудь красивая, светлая жизнь»[129]. Эти слова, пожалуй, мог бы сказать не только сам Чехов, но и кто-нибудь из его персонажей.

© Глущенко И., 2013

<p>Игорь Орлов. «Бойцы идеологического фронта»: подготовка гидов-переводчиков в СССР</p>

С момента зарождения международного туризма гиды-переводчики, даже без учета страновой специфики, всегда были и остаются кадровым костяком любой фирмы, специализирующейся на обслуживании иностранных гостей. Это относится и к туристским ведомствам Советского Союза, представлявшего собой, по определению П. Кенеза, специфическую форму «пропагандистского государства». Показательно, что в пик массовых репрессий 1937 г. в недрах «Интуриста» высказывались опасения, что наименование «гидами» людей, призванных вести непосредственную работу с иностранными гостями, умаляет в глазах последних значение этой категории работников[130]. В общем, перефразируя поэта, можно сказать, что гид в Советской России был больше, нежели просто гид. Он был «бойцом идеологического фронта». Поэтому система подготовки гидов-переводчиков в СССР имела не только институциональное и профессиональное, но и идеологическое измерение.

Институциональные основания

До Второй мировой войны подготовка советских гидов осуществлялась силами двух ведомств – Общества пролетарского туризма и экскурсий (ОПТЭ) и «Интуриста». Если § 2 Устава «Интуриста» 1929 г. предоставлял ему право «подготовлять необходимый персонал для обслуживания интуристов», то новый Устав 1933 г. уже обязывал Общество готовить собственные кадры «в вузах, техникумах и фабзавучах» и предусматривал организацию соответствующих учебных заведений и курсов[131]. Однако на практике в основу кадровой политики была положена курсовая система, в которую были вовлечены помимо самих туристских ведомств партийные и комсомольские органы, профсоюзы и даже Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС).

Правда, первые планы создания курсов остались на бумаге: не получилось набрать слушателей в 1928–1929 учебном году, не состоялись специальные курсы в Москве и Ленинграде в конце 1929 г., не удалось воплотить в жизнь идею подготовки гидов-лекторов для обслуживания специализированных групп иностранных туристов[132].

Из-за скудости числа гидов-переводчиков (70 человек на весь Советский Союз к 1930 г.)[133], в этом году в Москве, Ленинграде и Тифлисе были организованы специальные коммунистические и комсомольские курсы подготовки гидов. В следующем году «Интурист» открыл уже собственные трехгодичные курсы гидов в Москве и Ленинграде с обучением не только языкам, но и основам политэкономии и экономической географии. Одновременно в 1930–1936 гг. под эгидой ЦК ВЛКСМ и ВЦСПС функционировали курсы ОПТЭ.

Ведомственные документы позволяют увидеть, что в начале 1930-х годов большая часть гидов-переводчиков знали только французский и немецкий языки, в то время как не менее 90 % туристов говорили на английском. Кроме того, многие гиды обнаруживали элементарное незнание географии и истории родной страны – и это на фоне расширения с 1930 г. перечня функций гидов в связи с обслуживанием членов научных конгрессов и конференций[134]. Так как курсы не справлялись с подготовкой квалифицированных гидов, в 1932 г. по инициативе руководства «Интуриста» были созданы экскурсионно-переводческие отделения в Московском институте новых языков (ЭПО МИНЯ) и Институте лингвистики в Ленинграде[135], а в 1934–1938 гг. в Ленинграде подготовкой гидов занимался Институт иностранного туризма[136].

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука