— Однако мне это пошло только на пользу, ― возразила донья Ана. ― Родственников у мужа не оказалось, я унаследовала плантацию, и мы с Мигелем смогли пожениться после окончания траура. Родители отвернулись от меня. Мигель ведь поступил на службу в полицию, и они посчитали брак мезальянсом. Ни я, ни он не умели управлять тростниковой плантацией, поэтому пришлось ее продать и уехать жить в город, столицу Сан-Филиппе. У меня и Мигеля родилось трое сыновей, которые пошли по его стопам.
Хоакина допила кофе, поставил чашку на столик и выпрямилась на стуле, все еще не понимая, зачем донья Ана ей все это рассказывает.
— Наша жизнь текла мирно и размеренно, дети выросли, я занималась садом и плела прекрасные кружева, которые с удовольствием раскупали соседи. Мигель дослужился до комиссара и скоро собирался уйти в отставку. Мы думали продать дом на Сан-Филиппе, купить небольшую виллу на маленьком острове и спокойно дожить там. Но этого не случилось. Однажды моя жизнь закончилась. О нет, ― остановила она Хоакину, пытающуюся произнести подобающие слова сочувствия. ― Умерла тогда не я, хотя столько раз жалела об этом. Мигель расследовал дело о ставшей давно незаконной торговле людьми и контрабанде редких металлов. Он вышел на самых влиятельных лиц Сан-Филиппе и не принял от них взятку, пригрозив отправить рапорт на материк. И они убили его. А затем пришли к моим старшим сыновьям, тоже полицейским, и их семьям и убили их всех тоже. Остались только я и младший, потому что нас просто не нашли. В ту же ночь мы собрали все, что у нас было, и сбежали сначала на Пуэрто-Мариска, а затем на далекий Коста-Лунес. Семь лет скоро будет, как мы поселились здесь.
Донья Ана замолчала, внимательно глядя на Хоакину, которая сидела, зажав рот рукой.
— Саблерогий бык вам все еще кажется таким ужасным? ― с иронией спросила хозяйка.
— Как же вы пережили все это?
— А я и не пережила, ― чуть пожала плечами донья Ана. ― Я нашла бокора седьмой ступени, на этот раз посмелее, чтобы он помог мне заключить Договор. Мой последний сын не должен разделить участь отца и братьев. И бокор попросил духов сделать его неуязвимым к вреду, что можно причинить оружием, предметом, руками или ядом. И мало того, чтобы тот, кто причинит ему вред, сам получил такой же. Я прошла через ритуал, который бы показался мне кошмарным, если не случившееся со мной до него. И оставила в оплату свое тело.
— Как это? ― спросила Хоакина, которую уже стала колотить мелкая дрожь.
— Я гнию заживо, ― внезапно жутко улыбнулась донья Ана. ― И не умру, пока это не закончится. Я мало чем отличаюсь от трупа, лежащего в могиле. Но я пошла на это сознательно, ради теперь уже единственного сына. Вот что такое Договор, сеньора де Веласко. Вы платите цену сообразно запросу, но не знаете о ней, пока она не вступит в силу.
Хоакина хотела что-то сказать, но у нее так сдавило горло, что она закашлялась. Этот дом действительно был могилой, а его хозяйка, можно сказать, продала душу дьяволу. Вот только имели ли духи вуду отношение к сатане? Отец Абель наверняка знал ответ.
— А ваш сын? ― наконец, выдавила Хоакина.
— Он не был в восторге. Впрочем, вы сами можете у него спросить.
Хоакина услышала, как скрипнула дверь и раздались шаги. Она обернулась и увидела неподвижно сидящего в углу Педро, чьи глаза широко расширились, а кожа приобрела мертвенно-голубоватый оттенок при всей ее темноте. Будет ему теперь что рассказать на родной плантации.
— Мама? Ты не одна?
В гостиную зашел мужчина в темно-бордовой форме полицейского и остановился. А затем, глядя на Хоакину, вежливо склонил голову. Она любезно кивнула в ответ.
— Сеньора, это мой сын, Рафаэль Эспиноса. Рафаэль, это сеньора Хоакина де Веласко. Она любезно скрасила мое одиночество приятной беседой.
— Приятно познакомиться. Думаю, мне пора идти, с вашего разрешения.
Хоакина встала со стула, уверенная в том, что при сыне-полицейском донья Ана вряд ли станет продолжать их разговор и уж тем более давать адреса колдунов вуду.
— А ведь мы знакомы, сеньора, ― остановил ее голос Рафаэля Эспиносы, который можно было бы назвать приятным, не будь он таким вкрадчивым. ― Вы ведь жена Фернандо Агилара, владельца Каттлей, верно?
— Вы не ошиблись.
Хоакина остановилась и со скрытым неудовольствием посмотрела на полицейского. Еще один человек, которого она забыла. Еще один в веренице многих. Как говорится, имя им теперь легион. Два года все-таки долгий срок.
— Я заходил к вам после убийства сеньора Марсело де ла Серды, ― продолжал Рафаэль Эспиноса. ― Беседовал с вами и вашим супругом. А на той неделе снова посетил Каттлеи, уже по другому делу. Сеньор Фернандо сказал, что вы плохо себя чувствуете.
— К сожалению, это правда, ― отозвалась Хоакина, скользя взглядом по непроницаемому лицу собеседника.