— А вы не торопитесь, Андрей, — внезапно произнес тот каким-то странным, ласково-властным тоном, — не торопитесь. Мы еще с вами непременно поговорим. А пока просто… подумайте. Вот после наших прежних встреч у вас ведь было время поразмышлять над моими словами. Причем не так, как мы привыкли — на ходу, параллельно крутя в голове тучу иных мыслей и насущных дел,
На следующий день они встретились вечером. В караоке-баре на первом этаже, выходящем прямо на пляж. Когда Андрей забрел туда, Каспар Александрович уже сидел за столиком и с интересом прислушивался к какому-то типу, очень похожему на тех «братков», что так «опустили» парня в аэропорту. Правда, этот был как-то помельче и покарикатурней, что ли. Так сказать, «крутой». Сидел он за соседним столиком в компании еще двоих парней и одной девчонки и вещал.
Андрей подошел, молча поздоровался с Каспаром Александровичем и присел на свободный стул.
— А не надо усложнять, — разглагольствовал «крутой», — все наши беды от того, что мы все усложняем. А ведь все просто. В жизни все строится на очень простых вещах, понятных даже олигофренам. Вот есть бабло, есть твоя жизнь и есть то, что делает ее счастливой. И эти три вещи находятся друг с другом в совершенно простой и понятной взаимосвязи. А все остальное — выдумки тех, кто считал и считает нас бессловесным быдлом. Чтобы поменьше кормить и поменьше платить. Так дешевле выходит: посотрясали воздух — глядишь, и работает скотинка. Да еще и воодушевленно и с энтузиазмом — заводы строит, целину поднимает. Разве я не прав?
— Точно, Колян, — восторженно выдохнул один из собеседников, — умеешь же ты завернуть…
— То-то, — довольно кивнул Колян, — но нас теперь этим не возьмешь. Мы уже ученые.
— А как же дружба, любовь… наша страна? — внезапно тихо спросила девчонка.
— Страна?! Какая страна?
Крутой скорчил крайне недоуменную рожу, причем именно скорчил, это было понятно всем, кто смотрел на него в этот момент.
— Ну… Россия.
— Вот-вот, я и спрашиваю — какая Россия? Заметь, это не риторический вопрос, а совершенно конкретный. Москва — это одна Россия, а все остальное — совершенно другая. Города — одна Россия, а деревни — другая. Большие города — одна Россия, а маленькие — опять же другая. Русские губернии — опять же одна Россия, а национальные республики — снова другая. Так какую ты имеешь в виду?
— Ну…
— Все! России — нет. Есть МНОГО разных Россий, и единственное, что может нормальный человек, — это сбежать из той России, где ему плохо, в другую, где ему будет хорошо. И все так и делают. А те, кому повезет, вообще сбегают из этой страны. Потому как здесь ловить больше нечего. Россия кончилась. Россия — это шахта, в которой рубят бабло, а живут совсем в другом месте. А тем, кто этого не понял, я скажу — флаг вам в руки и… динамит в жопу. А я — гражданин мира и собираюсь жить там, где мне хорошо, понятно?
Каспар Александрович повернулся к Андрею:
— А вы тоже так считаете, Андрей Альбертович?
Андрей мотнул головой.
— Я — нет.
— И готовы ему возразить?
Андрей покосился на дебелого «крутого» и скривил губы в усмешке:
— А зачем? Разве его возможно переубедить? Он уже все для себя решил. А просто сотрясать воздух… смешно.
Каспар Александрович усмехнулся:
— Вы знаете, на самом деле и его тоже можно… Просто вы еще не способны на это. Пока… но если заняться этим всерьез…
— Ой, да не смешите меня, — начал Андрей. — Этого…
— А вы не торопитесь, — прервал его Каспар Александрович. — Вот смотрите, русских здесь человек двадцать — мизер по сравнению с тремя сотнями немцев, датчан, англичан. Да и вы сами друг другу — никто. Из разных Россий, если цитировать этого молодого человека. — Он кивнул на крутого. — Из Россий, которые разошлись раз и навсегда и теперь уже никогда не смогут быть вместе… Вон тот господин — явно крупный чиновник, вы — бизнесмен, там вон, видите, скорее всего, браток, посмотрите на его цепь, как только шея держит? Ну а наш оратор — явно не браток, те все-таки держат рамку патриотизма, а так, из приблатненных. И явно подумучен нашей бюрократией. Я верно определяю?