Время взрослой веры. Как сохранить связь с вечностью

Я человек, который очень серьезно относится к мифологии, к национальной мифологии (под мифом я понимаю не выдумку и что-то не соответствующее реальности, а особое состояние сознания, сложившуюся систему ценностей и оценки прошлого; как иногда говорят, миф «в лосевском смысле слова» (А. Ф. Лосев – русский, советский философ, автор книги «Диалектика мифа». – Ред.). И вот когда мы говорим, что не дадим переписать историю, мы по большому счету боремся за свое право определять свои ценности. Отстаиваем свое право на свою оценку нашего прошлого. Сегодня нередко слышна критика отношения к Великой Отечественной войне. Я недавно у кого-то прочитал, что, мол, окончательно сложилась российская «гражданская религия» Великой Отечественной войны с ее главным праздником 9 Мая. Но тогда можно сказать, что у нас сложилась и «гражданская религия» Отечественной войны 1812 года. Такое можно найти в истории любой страны, и на самом деле ничего другого у страны быть и не может. У нее обязательно должна быть какая-то своя национальная мифология, своя историософия. Как в свое время усилиями Августина очевидной вещью стала христианская историософия, он сформулировал подходы к ней в сочинении «О граде Божьем». Это нельзя оценивать с точки зрения, соответствует ли сказанное некой объективной реальности или нет (в том числе потому, что очень сложно определить, а что это такое – объективная реальность? Грань между фактом и его интерпретацией нередко чрезвычайно тонка и едва различима). Скорее с точки зрения: а мы готовы дальше вот с таким чувством истории идти или не готовы? Главное событие 19-го века для самосознания русского человека – конечно же, война 1812 года. И словно предвосхищая это настроение потомков, Суворов задолго до этого воскликнул: «Мы – русские, какой восторг!» Без этого не было бы и России 19-го века, не было бы и нас сегодняшних.

И была в этих словах квинтэссенция времени, которое еще не наступило. Просто он это гениально интуитивно почувствовал. И поэтому мне очень странно слышать какие-то оценки, покушающиеся на празднование 9 Мая. Конечно, неприятно, когда видишь в отношении к празднику какой-то формализм, но то, что это важное событие и вокруг него сегодня собираются основные смыслы жизни страны и общества, это данность. И я уж точно не вижу в этом ничего плохого. Все было бы намного сложнее, если бы чувства собирались вокруг расстрела Белого дома в 1993-м или чего-нибудь подобного.

Понятно, что восприятие войны всегда было сложным. Давайте вспомним песню Высоцкого «Я – Як-истребитель», написанную человеком, с особым трепетом, свойственным его поколению детей войны, относившимся и к фронтовикам, и к войне… Но песня-то очень непростая…

Нет идеальной модели восприятия войны и представления о ней, которое всеми одинаково разделяется.

Еще В. О. Ключевский, возможно самый глубокий русский историк, писал: «Я не знаю общества свободного от идей, как бы мало оно ни было развито. Само общество – это уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они – общество». Само общество – уже идея. И то, что у нас сегодня (социологи это, кстати, подтверждают) тема Великой Отечественной войны, тема победы – это то, что собирает разные поколения, при действительно больших культурных разрывах в понимании истории, это важно. Те же социологические данные показывают, что и у самых юных сегодня чувство, объединяющее их с другими поколениями, есть, и оно связано именно с Великой Отечественной войной и с нашей победой, именно вот с этой историософией, которая выросла на совершенно объективной почве.

О чем, кстати, нет-нет да и скажут наши западные партнеры: если бы мы потеряли 27 миллионов, у нас бы тоже такое было. Эти слова произносит герой Юлиана Семенова в «ТАСС уполномочен заявить», но я думаю, что это непридуманная фраза и, возможно, Семенов ее от кого-то слышал.

Поэтому было бы странно, если бы тема Великой Отечественной войны и всего, что с ней связано, не стала тем, чем она стала для большинства из нас.

Разговоры вдогонку

Об академической среде и соцсетях

Владимир Легойда: Я по-прежнему надеюсь на культурное академическое сообщество, которое должно сыграть свою роль и сказать свое слово. Потому что академическая среда – это среда, в которой дискуссии, нередко весьма жаркие, естественны и органичны, однако не приводят к невозможности общения и ненависти друг к другу. Я формировался в академической среде – институтской и аспирантской. И видел, что ситуация, когда люди могут спорить до хрипоты, но при этом находиться в близких, дружеских отношениях, приятельствовать, в здоровой академической среде достаточно распространенная.

Поэтому, мне кажется, навыки и компетенции академического сообщества могут и должны быть более широко востребованы. Потому что пространство, например, современного телевидения, да и интернет-дискуссий, неспособно создать поле диалога.