Время жестких мер

Нет, она была пьяна в стельку. Пошатываясь, выползла на дорогу, поволоклась неведомо куда. Пронеслась машина, едва не зацепив зерцалом. Притормозил грузовик, водитель что-то крикнул. Она отмахнулась, мол, копти дальше. Притормозил «Москвич», вылупился щетинистый дядечка, начал что-то говорить, проглатывая слова. Она попятилась в страхе – наговорилась уже. А он упорствовал, наседал, уговаривал. Она подняла с обочины увесистый камень (при этом чуть сама не стала камнем у обочины), выразительно продемонстрировала. Дядечка укоризненно покачал головой, загрузился в машину, отъехал метров сто, остановился и сдал назад. Не мог он оставить ее в покое! Выбрался, закопался в багажник, достал потертую фуфайку (явно на выброс), повесил на ближайший куст, выразительно ткнул в нее пальцем и поехал дальше. Она добежала до фуфайки, стащила ее с куста, натянула на себя. Просто блеск. Пропахшая бензином, навозом, соленым мужским потом, но такая теплая…

– Спасибо! – крикнула она вслед уехавшему филантропу…

Очередной благотворитель не заставил долго ждать. Огромный импортный грузовик, идущий в попутном направлении, заскрипел тормозами – голова чудовища встала почти вровень с ней.

Распахнулась дверца, сошел и сладко потянулся плотный мужчина лет сорока пяти с добродушной физиономией, попинал какую-то закорючку на бампере, поправил зеркало, удивленно глянул.

– Ну, и чего примерзла? Садись, прибыло социальное такси.

– Спасибо, я сама, – пробормотала она.

Он подошел поближе, принюхался. Изумленно покачал головой, глянув на часы.

– Восемь утра, а ты уже в хлам… да разве это дело?

– Так судьба распорядилась.

– Да уж, судьба, – усмехнулся он. – Садись, не укушу. Поболтаем, а то мне скучно одному. С напарником беда случилась – отравился в кафешке, живот скрутило, оставил его в санчасти под Бердском, желудок промывать, заберу на обратном пути, если кеды не задвинет… Так ты садишься, или мне опять одному?

В кабине было сухо, тепло, добрый дядечка, пошучивая, распаковал бумажный мешок с бутербродами, сунул термос с горячим кофе. Она набросилась на еду, давилась, он сочувственно посматривал, ухмылялся в седоватые усы. Сытая, согревшаяся, она размякла. Дремота набегала волнами. А он сорил какими-то мужицкими сплетнями, жаловался на скупость начальника колонны, на аппетиты работников автоинспекции у въезда в город (да и на выезде), что везет он всего лишь партию бытовой химии для одной из фирм в Томской области, пропади она пропадом, и фирма тоже, потому что за такой груз много не поднимешь, одно лишь утешение, что дорога не дальняя. Она что-то поддакивала, делала вид, что переспрашивает, кивала, говорила «угу». А он переходил на ее сомнительную личность – любопытствовал про жизнь, удивлялся, хвалил ее колхозную телогрейку, которая даме так к лицу. Понятно, что много информации он не выудил. Где живет, кем работает, сколько весит… Это закрытая информация! Она дремала, шептала про семью из солнечного Магадана, про работу в престижной фирме, где она занимается сбором особо секретной информации, про налет лесной братвы во главе с Соловьем-разбойником, благодаря чему она выглядит именно так, как выглядит. Он похохатывал, называл ее врунишкой, уверял, что если попутчица не хочет ничего рассказывать, то может и не рассказывать, и нечего, мол, тут творчески относиться к фактам…

А ведь он даже не спросил, куда ей нужно, – проплыла настораживающая мысль. С ней и уснула.

Проснулась от резкой боли под лобной костью. Похмелье пришло. Машина стояла на обочине. В сизой дымке плавал разреженный сосновый лес. Почему стояли? Она повернула голову. Водитель сидел, откинувшись на спинку, и внимательно ее рассматривал.

– А что такое? – Она сглотнула.

– Отдохнула, барышня? – спросил он треснувшим голосом.

– Ну… в общем, да.

– Тогда давай, не тяни.

– Чего давай? – Она напряглась.

– Не будем ссориться, дорогуша. Тебе было плохо, я тебя подобрал, накормил, обогрел. Давай по-быстрому это сделаем… – Он выразительно поерзал, начал расстегивать ширинку, – да поедем с миром. Ты же не глупая, понимаешь…