Время жить

Наверное, нельзя вырастать слишком быстро. Нельзя в шестнадцать лет, разом, одним волевым усилием пытаться убить в себе ребенка, доказывая всем вокруг, что ты уже большой и сильный. Это выльется потом - может, через пару лет, а может, через половину жизни.

У меня - сейчас.

А кого-то, как Дамблдора, такие прорывы могут настигать и в старости - я читал книгу Бэгшот и знал, что ему тоже пришлось повзрослеть очень рано, хоть и по совсем другим причинам, гораздо более благородным, чем мои. Может быть, именно поэтому бывший директор так любил сладости и поощрял Поттеровские авантюры.

Впрочем, какое мне дело до Дамблдора…

Тем более, квиддичный матч - не время и не место для псевдофилософии и самоанализа.

Особенно когда игра так чертовски хороша.

Я всю жизнь болел за «Сенненских соколов» - мне импонировал их стиль игры, жесткий, бескомпромиссный, безжалостный. Такой же, каким всегда славилась сборная Слизерина. Да и девиз их мне весьма и весьма нравился, по крайней мере, первая его часть.

«Давайте побеждать» - звучно и сильно. Против продолжения, в котором предлагалось, по крайней мере, проломить кому-нибудь голову, я тоже ничего не имел.

«Соколы» были сильной командой. Конечно, кубок они брали далеко не так часто, как их сегодняшние соперники, «сороки», но ничто не могло заставить меня сменить фаворитов.

Хотя нельзя не признать, игрой «сорок» тоже можно было только восхищаться - настолько точны, быстры и выверены были всех их движения. Безупречная тактика, полное отсутствие эмоциональности, только опыт, упорство и скорость.

Игра, судя по моим часам, длилась уже второй час, а счет до сих пор был равен. От сегодняшнего матча зависел выход в финал Лиги, и потому, неудивительно, что ни одна из команд не желала уступать. Будь это товарищеская встреча, вполне вероятно, что кто-нибудь рано или поздно сдался, но игра за право обладания званием чемпионов заставляла спортсменов выкладываться на пределе своих возможностей.

Я огляделся. Нотт и Пьюси неотрывно следили за полем, похожие на молодых котов, сидящих в засаде, глаза Маклаггена горели огнем, и даже Паркинсон, всегда относившаяся к квиддичу довольно прохладно, если только дело не касалось чисто теоретического разбора игровых тактик, с явным интересом наблюдала за спортсменами. Впрочем, Паркинсон, скорее, получала удовольствие от созерцания четырнадцати прекрасно сложенных мужчин, чем от матча - и я не мог не признать, что, пожалуй, вполне могу ее понять.

К третьему часу я охрип. Всеобщее безумие, охватившее трибуны, не обошло и нашу ложу, а в смеси с парой глотков коньяка из фляжки, щедро протянутой Пьюси, и вовсе привело к тому, что я кричал что-то одобрительное, когда «соколы» забивали очередной мяч или отражали атаку на свои ворота, и ругался, стоило только «сорокам» обойти вражеского вратаря.

Но, к сожалению, «соколы» все же проиграли. Ловец «сорок», тощий и угловатый, удивительно напомнивший мне Поттера в школьные годы, опередил «сокола» на какую-то секунду, успев выдернуть снитч буквально у того из-под носа.

Странно, но я даже не был расстроен. Выходя из здания стадиона, с саднящим горлом и больной головой, которая, по ощущениям, должна была вот-вот разорваться на части, я чувствовал самую настоящую эйфорию. Назвать эти эмоции счастьем было бы слишком громко, но вот эйфория, сравнимая по силе разве что с оргазмом, завладела всем сознанием, и я готов был расцеловать Маклаггена за билеты, хоть и хотел его убить перед началом матча.

Сам того не зная, гриффиндорский медведь дал мне то, в чем я нуждался. То, что позволило почувствовать себя по-прежнему живым, хоть на несколько часов, пока длилась игра, вырваться из липкой паутины, опутывавшей по рукам и ногам. А также позабыть о своих ошибках и перестать изводить себя мыслями, от которых все равно не было никакого прока.

Подумать о ситуации с Поттером можно и позже - завтра, например. Или послезавтра. Когда пройдет время, эмоции схлынут, и я снова смогу мыслить отстраненно и трезво.

* * *

Через несколько дней я понял, что, наверное, никогда уже не смогу думать о Поттере совсем отстраненно и трезво. Первоначальная злость на себя у меня прошла - в конце концов, я всегда обладал удивительной и практичной способностью отпускать себе грехи, - но мысли остались. В том числе мысли о том, что мне вовсе не хотелось все так заканчивать.

Я по-прежнему хотел Поттера. Может быть, уже не тем сводящим с ума желанием, из-за которого не находил себе места в начале осени, однако желание все равно присутствовало и уходить никуда не собиралось. Может быть, конечно, все дело было в однообразии или скуке, об этом я не задумывался.