Время жить

-- Еще до каникул я просил послать меня на работу в Африку. Я вам ничего не рассказывал, потому что мы с вами тогда никак не были связаны и вряд ли вас могло интересовать, где я буду жить.

-- А сейчас, по-вашему, это меня интересует?

Она тут же раскаялась в своих словах. Ей хотелось бы вернуть их, но Ксавье, похоже, ее не слышал.

-- Речь идет главным образом обо мне. о моем душевном равновесии. Тот день сразу все переменил. Не знаю, почему. В воскресенье, вернувшись из Карро домой, я много думал. Что-то произошло, страшное и чудесное одновременно. Простите, что я говорю вам это, Мари, но я почувствовал, что меня тянет к вам все сильней и сильней.

Вода залива лениво лижет серый песок. В Мартиге зажигаются огни. Лучи фар скрещиваются на мосту. Новостройки обозначены светящимся пунктиром окон.

-- Да, что-то произошло и со мной.

-- Я и боялся этого, и желал. Но, Мари, разве это возможно?.. Вчера я позвонил в Париж узнать, нельзя ли ускорить решение. Мне сказали, что я получил назначение в Дакар и могу выехать туда уже в понедельник. Я и обрадовался, и впал в отчаяние. Вы молчите, Мари?

-- Мне нечего сказать.

Их плечи тесно прижаты друг к другу. Они не шевелятся. Им нельзя шевелиться. Нельзя допустить, чтобы их взгляды встретились, а руки соприкоснулись. Одно движение -- и они опрокинутся лицом к небу, к облакам, окрашенным алыми отблесками солнца, что опускается там, вдали, в море.

-- Вы правы, -- говорит Мари, первая нарушив их нежную близость.

-- Да, куда это нас может завести? Разве что в трагический тупик. Надо быть честным с самим собой. Вот вы, Мари, вы бы могли вынести жизнь, полную лжи, подпольных свиданий? Я бы ее не вынес.

-- А я тем более.

-- Посмотрите на меня, Мари.

-- Не могу.

-- Почему?

-- Я боюсь... Боюсь себя. Надо ехать. Я опиралась о ваше плечо и была так счастлива, как никогда!

-- Молчите.

-- Пора возвращаться в Мартиг. Сейчас придут из школы Жан-Жак и Симона.

-- Ах да. Ваша жизнь заполнена, заполнена до краев.

-- И в ней нет места для прихотей.

-- Это не прихоть, иначе все было бы проще. Самое поразительное, что мы провели месяц вместе, не замечая друг друга, а восемь дней назад что-то произошло... Скажите, у вас это тоже началось в прошлый четверг?

-- Да... Но почему?

-- Не знаю.

-- Когда вы уезжаете, Ксавье?

-- Тот, кто будет меня здесь замещать, приедет в конце недели. В воскресенье я съезжу в Тулон проститься с отцом, а в понедельник или вторник сяду на самолет в Мариньяне. Вот так.

-- Ну и прекрасно. Все становится на свои места.

Они смотрят друг на друга. Мари встает, отряхивает прилипший к юбке песок. Ксавье тоже стоит -- высокий, намного выше ее. Солнце окунулось в залив. Факелы нефтеочистительных заводов, расположенных по обе стороны залива, -- как сигналы бедствия.

У Мари дрожат ноги. Она и цепляется за эту минуту, и хочет от нее оторваться. Они стоят в метре друг от друга. И тем не менее ничто не разделяет их; оба испытывают какое-то горькое наслаждение, и у обоих кружится голова.

-- Поедем, поедем скорее, -- говорит Мари.

-- Нет! Поезжайте одна... я вернусь пешком.

-- Это далеко.

-- Мне спешить некуда.

-- В самом деле...

-- Я вас прошу. Так будет лучше, не правда ли?

-- Конечно, вы правы.

Она бежит к машине, захлопывает дверцу, включает зажигание и отъезжает, не обернувшись.

-- Отпусти меня, слышишь!

Луи не задерживается в баре, и каждый вечер застает Мари за одним занятием: она снова и снова слушает купленную в Марселе пластинку. Он берет ее за плечи.

-- Не надо, пусти.

В голосе Мари теперь не гнев, не досада, а грусть, и это сбивает Луи с толку. Он, естественно, винит себя. Возможно, кто-нибудь видел, как он заходил к Гю, и донес Мари...

-- Мари, завтра мы с Артуром в Жиньяке не работаем. Первое мое свободное воскресенье за многие, многие месяцы. Куда бы тебе хотелось поехать?

-- Поезжай с ребятами, а я останусь дома. Надо дошить платье, я уже давно обещала Симоне.

-- Ты на меня еще сердишься? Я напился тогда как дурак... Меня уговорили.

-- Да нет, не сержусь. Если бы ты только знал, как мне все безразлично.

-- Значит, сегодня ты ляжешь в спальне?

С той самой бурной сцены после выпивона, как выражается Луи, Мари так и спит на диване в гостиной.

-- Нет, Луи.

-- Но, послушай, это же глупо!

Он не знает -- злиться или умолять. Он страшится нового срыва. Усталость, засевшая в нем, сказывается при каждом движении, все чаще и чаще мучит боль в спине.

Надо бы взять Мари на руки, поцеловать, прижать к себе, но он боится -а вдруг сразу уснет, как тогда.

Наверное, Ксавье уже прилетел в Сенегал. Нигде, кроме как на пляже, даже и представить его себе не могу. Да и вообще -- он, точно песок, просыпался сквозь пальцы -- и пустота... С самого четверга прямо места себе не найду, вроде хворой собаки. Жизель, наверно, была права.