Время жить. Книга вторая: Непорабощенные

— Кто вы? — строго спросил Халлис. Очевидно, расхристанный вид просителя не вызывал у него особого доверия. — И почему мы должны брать вас?

— Меня зовут Дан Мергайдинг, я профессор физики Криденгского университета. И (вполголоса) я, кажется, знаю, какое оружие применили пришельцы во Флонтане.

Халлис оглянулся на Дарина Кедериса, но тот никак не высказывал своего отношения, и старший разведывательной группы махнул рукой.

— Езжайте! Давайте скорее в машину!

Первые несколько километров не обещали никаких трудностей – обычный зимник, соединяющий лагерь с шоссе – и Динтер Халлис решил не терять времени.

— Это Дан Мергайдинг, профессор из Криденга, — представил он нового члена разведывательной группы. — Он говорит, будто знает, что скинули пришельцы на Флонтану.

— Вы немножко преувеличиваете, — заметил Мергайдинг. Он сидел на заднем сиденье напротив Вирты и с интересом разглядывал экипировку спасателей, как и они – его. — Я не знаю точно, что сейчас применили пришельцы. Но мне кажется, я догадываюсь.

— И что именно? — жадно спросил Равель Мэнсинг.

— Судя по силе взрыва, речь, очевидно, идет о так называемой урановой или атомной бомбе.

— Простите? — не понял Халлис. — Как вы сказали, урановой?

— Да, или атомной, что, в принципе, одно и то же. Понимаете, я сам видел вспышку и готов поручиться, что это был один взрыв, а не целая серия! Потом я узнал, что передачи из Флонтаны прекратились в один миг, значит, эпицентр находился в самом городе или его ближайших окрестностях. О чудовищной же силе взрыва говорит то, как мы его ощутили на расстоянии около двадцати километров. Мы знаем только один процесс, способный привести к выделению такого огромного количества энергии – это расщепление атомного ядра!

— Боюсь, мы не совсем понимаем вас, — выразил мнение остальных Халлис. — Признаться, я ни разу не слышал о расщеплении атомов, да и какова бы ни была причина взрыва, по моему разумению, это – дело десятое. Для нас главная задача – выяснить масштабы разрушений и обеспечить спасение людей.

— О, простите! — Мергайдинг виновато сдвинул свою шапку на затылок. — Но мне кажется крайне важным узнать причину. Если взрыв был не атомным, это может в значительной степени изменить известную нам картину мира. А в случае атомного взрыва вполне возможно, что нам грозит опасность.

— Какая? — немедленно спросил Мэнсинг.

— Дело в том, что в процессе распада атомного ядра образуются новые атомы, так называемые осколки деления. Они часто нестабильны и через какое-то время самопроизвольно распадаются. При этом выделяется энергия – альфа-частицы, нейтроны, гамма-лучи. Эта энергия еще называется радиацией, она может вредно подействовать на человека.

— В смысле как вредно? — снова не утерпел Мэнсинг, даже сдвинув от любопытства один из наушников рации.

— Были случаи, когда ученые, работающие с радиоактивными, то есть, выделяющими энергию распада материалами, получали серьезные ожоги. А семена растений, подвергнутые действию сильной радиации, иногда не прорастали вообще, а иногда из них вырастали различные уродцы. Им даже дали специальное название – мутанты.

— Неужели это так опасно? — удивился со своего места Эрчен Хорт. Дорога пока была нетрудной, только под колесами часто хрустели упавшие ветки. — Вы ведь говорите об атомах, верно? А они ведь такие маленькие.

— Верно. Но частицы, образовавшиеся во время распада атомного ядра, обладают огромной энергией. И представьте себе, даже одна-единственная частица может оставить след, видимый невооруженным глазом. У нас есть приборы, улавливающие следы атомных распадов. Скажем, так называемые пузырьковые камеры, где такая частица оставляет за собой след в виде пузырьков в перегретой жидкости. А в фотоэмульсии отдельные частицы могут проникать на несколько миллиметров при том, что сами они меньше в триллионы раз. Да что говорить, радиация даже засвечивает фотопленку.

— То фотопленку, — проворчал со своего места Алвин Туманис. — А чем она вредна нам?

— Частица, образовавшаяся при атомном распаде, влетает в любой материал, например, в человека, словно… словно это камень, врезавшийся в структуру из множества ажурных хрупких ячеек. Пока эта частица окончательно не затормозится, она оставит за собой след из разрушенных и смятых тканей. Мамонт в посудной лавке – это как раз про то. А если таких частиц много – представьте, будто в вас стреляют из тысяч пулеметов крошечными пулями. Вряд ли вам это понравится.

— А кроме ожогов, от этой радиации может быть что-то более серьезное? — деловито спросил Халлис.

— Не знаю, — Мергайдинг снова виновато сдвинул шапку назад. — Пока что мы никогда не сталкивались с процессами, при которых образуется значительный уровень радиации. Но мы, я имею в виду ядерных физиков, всегда стараемся предохраниться от нее и, мне кажется, не зря.

— А как вы предохраняетесь? — улыбнулся Мэнсинг. Его, похоже, рассмешило это слово.