Время животных. Три повести

– Понимаешь, Софа, тут как минимум две причины. – Самсон Юлианович обозначил в воздухе правой ладонью очертания цифры «два». – Первая – это то, что такая вот вопиющая независимость одного члена, так сказать, общества вселяет её, эту независимость, непокорность во всех его членов. Наказать бы здесь, кого надо, чтобы приучить этих разгильдяев к элементарному порядку. Порядок был и есть превыше всего! Тогда и работать начнут как надо, и в бочки ссать перестанут. Ищенко вдруг представил, как он на Межевской площади самолично сечёт Диву… розгами по рябой синей заднице. Почему рябой, он не знал, но так ему почему-то представлялось, словно он где-то видел и хорошо запомнил эту задницу, хотя сейчас почти не помнил и самого Диву.

– А во-вторых, что? – Вывела его из задумчивости жена.

– Во-вторых, обыкновенная предосторожность. Дива, как ни крути, очень подозрителен. Помню, во время войны таких всегда брали на мушку и перепроверяли. И очень часто это давало свой положительный результат. Такие люди оказывались либо бывшими дезертирами, либо антисоветчиками, а то и самыми натуральными диверсантами, шпионами. Вот и Дива мне этот кажется каким-то как будто засланным или завербованным по ходу. Сейчас вот авторитет у здешних пентюхов заработает, а потом раз – и молокозавод рванёт или воду в колодцах отравит. А обвинят потом меня, что не разглядел, не проявил бдительности.

– Эко, ты куда хватил, Самсоша! – С кривой усмешкой воскликнула Софья. – Да Сталина-то уж больше двадцати лет нету. И этот его сумасшедший тезис, что по мере развития социализма классовая борьба только усиливается, давно забыли. Ну, какие диверсанты, право? Самый первый диверсант в Меже – это наш председатель колхоза «Рассвет» Сёмка Дерябин, который пьёт третий месяц на пару с главным агрономом Поповым, а на полях у них – бурьян, вьюн да лопух. Вот ты бы их персонами и озаботился. Я думаю, тебе надо в район съездить и тайно переговорить с первым секретарём Громовым Аркадием Петровичем. Он сам сельское хозяйство курирует. Да, попроси у него каких-нибудь дельных людей вместо этих пьяниц! Он тебе только спасибо за этот сигнал скажет, потому как на последнем бюро райкома Жипов этот, который пьяного председателя замещал, на него голос повысил. Мне секретарша громовская по дружбе проболталась…

– Если дельных, то я тебя попрошу назначить, – попытался сыронизировать Ищенко, но Софья Ефимовна эту иронию восприняла по-своему:

– А что? – Вполне серьёзно и даже как-то надменно произнесла она. – Я бы этот ваш «Рассвет» и в самом деле, сделала бы рассветом, а не закатом, чем он по сути своей нынче является. Ты только посмотри, сколько ещё хорошей техники гниёт возле колхозных ферм? А на посевную не знали, что в поле выводить. Сейчас вот будут искать, где взять на уборочную. Вот это самое настоящее вредительство. А ты про какие-то отравленные колодцы… Да, не станут капиталисты нас травить. А кому им тогда свои излишки продуктов продавать? Посмотрев на Софью с некоторой опаской, Ищенко погладил её пухлую руку и, стесняясь чего-то, ласково попросил:

– Ты, Софа, пожалуйста, очень тебя прошу, никому другому этого не говори. Ладно? Мне по дружбе КГБист районный сказывал, что нынче из Москвы новая установка спущена – брать под особое наблюдение всех острых на язык и не пускать их во власть там и вообще в общественное присутствие. А ты у нас дама общества. Так что… Я пока не знаю, как они установку эту начнут выполнять, но, уверен, что ничего хорошего из этого для нас с тобой не получится. Начнут прошлое ворошить, выискивать там всякую дрянь – ну, в грязном белье в общем копаться. А они, как ты помнишь по своим родственникам, всегда с этим отлично справлялись. Вот и теперь найдут, чего доброго, сначала твоего папу-уголовничка, а потом и деда с бабкой, которые нэпманами были, ювелирным промыслом занимались ещё с царских времён. А ты тут в аккурат колхозы ругаешь. Ну и за меня, советского работника, возьмутся. А я, если веришь, и сам толком не знаю, что на меня могут накопать. По молодости-то ведь знаешь – дураками были. Поэтому если захотят – накопают. И про Сталина ты зря. Он, если хочешь знать, у многих там, в руководстве, в головах крепче, чем Ленин ваш сидит. Ты думаешь, если при Хруще его из Мавзолея выкинули, так и нет его вовсе? Фигня. Это Хруща твоего через десять лет уже и в помине нет, а если и помянёт кто, то потом долго чертыхается: «Чур меня! Чур меня!».

– Самсоша, и что ты, право, Хрущёва моим называешь? С какой стати? – Обиженно всплеснула руками Софья Ефимовна.