Время животных. Три повести

– Я тебе всё сказал, – с трудом сдерживая себя, прорычал Санька. – И передай своему Быке, что я ему, блин, фиксы его золотые повышибаю! В трубке что-то щёлкнуло, потом зашелестело. Санька понял, что Лёха зажал рукой микрофон и, видимо, что – то спрашивает у Быки. Потом вновь послышалась приглушённая музыка, и Лёха сообщил, что выезжает. Санька аккуратно положил трубку и протянул конфискованный блокнот лейтенанту. Но тот, отрицательно мотнув головой, сообщил, что блокнот Санька может оставить при себе. Опасности он, дескать, не представляет. Положив кожаную книжицу во внутренний карман ветровки, Санька неторопливо зашагал к решётчатым дверям обезьянника. Теперь предстояло ждать, продумывая каждое слово предстоящей беседы, чтобы, с одной стороны, не опустить чего-нибудь, а с другой – не выболтать лишнего, тем самым подставив Быку или себя самого. От чересчур монотонных раздумий Санька даже задремал, а потому Лёхино появление возле решётки стало для него полной неожиданностью. Щёлкнул замок, загремели двери, и на Саньку вновь надели наручники. Лёха посмотрел на лейтенанта с укоризной.

– Таков порядок! – виновато пожав плечами, оправдался тот. И они присели за одиноко стоящий возле стены столик, на котором лежала стопка засаленных брошюр «Закон и порядок». Подошедший, было, лейтенант разрешающе махнул рукой:

– Ладно, говорите, о чём надо. Даю вам пятнадцать минут. Буду в дежурке. Всё, время пошло.

– Давай подробнее! – попросил Лёха. И Санька рассказал всё по порядку, не забыв и о подброшенной маковой соломке.

– Её не подбросили! – отвечал, нахмурившись, Лёха. – Он её с похмелья заваривает. А на фиг ты их в комнату пустил?

– Растерялся, наверное, – неопределённо пожал плечами Санька. – Мне вдруг показалось, что Быку убили, и это следственная группа пожаловала. А когда сообразил, было уж поздно. А что же он, щучий нос, не позвонил от тебя?

– Да, он совсем чумной приехал, – стал оправдываться теперь уже Лёха. – Глаза какие-то…

– Страшные? – с пониманием спросил Санька.

– Страшнее не бывает! – утвердительно кивнул Лёха. – И всё про зону, всё про зону, как будто мы и не откинулись вовсе! Я даже испугался, что он, что я… короче, крыша поехала. То ли у него, то ли у меня. Ну, я его коньяком добил и в койку. Вот он и не позвонил, дрых до одиннадцати. А потом, когда рассказал, было уж поздно. Я Галине Ивановне на Васильевский позвонил, а она как заверещит, что типа тебя в тюрягу увезли, что подозревают в убийстве. Ну, я стал размышлять – как быть, чтоб не обделаться. Мало ли за что тебя повязали! Ладно, давай по делу! Тебе что-нибудь предъявили конкретное?

– Да, ничего мне не предъявили. Сунули пачку в дыхло и сказали, что я Быкин подельник, и что нас тут целая банда с периферии орудует. Кинули сюда, а сами свалили…

– Давай, значит, так. – Что-то, наконец, решив, проговорил Лёха. – Эти с ППС скоро должны быть здесь. Как только они появятся, мне этот лейтенант сразу даст знать, и я со своим юристом лечу сюда. Как говорится, вы – мои сотрудники, и я за вас в ответе.

– А вдруг он не позвонит? – усомнился Санька. – Забоится или схитрит, как все менты.

– Позвонит! – уверенно сказал Лёха. – Он правильный мент.

– Ты ему уже заплатил что ли? – искренне удивился Санька.

– А то! – утвердительно кивнул Лёха. – Не заплати я, разве бы он повёл себя так? Я с ним по-хорошему – ну, и он со мной так же. Классическое советское уравнение с двумя известными! Короче, мы приезжаем и берём этого пепеэсника в разработку. Чую, что все эти обыски и задержания в общаге да ещё при свидетелях – чистой воды ментовский беспредел. Видно, собрались тебя на бабки колоть. Я тебе в карман диктофон положу. Ты вот эту клавишу надавишь и провоцируй его: пусть он про деньги конкретно скажет! Потом я у тебя его заберу, а потом прокручу ему эту запись, после чего можешь считать себя на свободе. Извини уж, это самый эффективный приём! Иначе проторчишь тут несколько суток, пока то да сё… В это время раздался оклик лейтенанта:

– Всё, парни, завершайте! А то не ровён час, начальство нанесёт! Санька успел лишь напомнить Лёхе на дорогу, что Быку могут закрыть из-за соломки, после чего его проворно спровадили в обезьянник, где по-прежнему ждал своего хеппи-энда гей – бедолага.

Глава шестнадцатая

Когда прибыл наряд ППС, Санька сделал страдальческое лицо. Заметив это тренированным взглядом, Спицын развязно скомандовал фланирующему вокруг него сержанту:

– Этого гея длинного оформляй – и в шею, а наркомана – ко мне! «Наркоман – это, стало быть, я! – заключил Санька. – Быстро они тут расследования проводят. Прямо поток!». На сей раз наручников на Саньке застёгивать не стали: видимо, капитан проводил такие, так сказать, досудебные разговоры на равных, авансируя доверием. Это позволило Саньке без проблем нажать на пусковую клавишу диктофона.

– Ну, как сиделось у нас на Васильевском? – миролюбиво спросил он Саньку.

– Как везде, – отвечал Санька устало. – Только я сколько ни думал, так и не понял – за что?