Время животных. Три повести

– Ладно, иди пока, отпускаю, ибо куда ты денешься? Очень скоро ты будешь моим клиентом! И Санька тут же отчётливо понял, кто его едва ни оставил у себя в этой ужасной чёрной пустоте! А утром мама Нина долго ходила вокруг него кругами, не решаясь о чём-то спросить. Наконец, когда он пропустил пару рюмок домашнего ликёра и запил их крепким чаем с клубничным вареньем, она призналась, что видела очень дурной сон.

– Я тоже, мам, – впервые за последнее время вдруг расчувствовался Санька. – Представляешь, приснилось, что я по дури заплутался и попал куда-то очень низко, в темень какую-то, где ко мне пристал сам Дьявол. Боже, как я от него отбивался! Еле-еле, из последних сил! Всё же вырвался…

– А мне, прости, сынок, приснилось, что ты умер, – сказала мама Нина и беззвучно заплакала. И Санька понял, что в сущности это был не сон, а потому надо, наверное, сходить в церковь и исповедаться. А главное, необходимо срочно, пока, быть может, не поздно, уяснить, что это было последнее предупреждение о ближайшей перспективе присоединиться к тем, которые ждут его там, за высокой деревянной лестницей. Но уже через несколько дней все эти Санькины «интеллигентские» сомнения уступили место нагой и грубой правде жизни, где либо – ты, либо – тебя! Всё произошло, на удивление, стремительно. Нездоровый Президент подписал какой-то очередной анти – армейский указ, и Санькина дивизия перестала существовать. Её материальной частью тут же завладели какие-то штатские хмыри, часть офицеров куда-то шустро перевели, часть выгнали на пенсию, а с прапорщиками даже разговаривать никто не стал. Оповестили только, что если в ближайшие дни не напишут рапортов, то не видать им и выходного пособия. Военные городки дивизии стали зарастать полынью и дрянным березняком, а по всем окрестным лесам вчерашние Санькины коллеги ринулись выдирать из земли кабеля связи, чтобы по – шустрому сдать их в цветмет. Словом, лафа Санькина скончалась так же стремительно, как и началась. Последним Саньку провожал полковник Конторович, в одночасье постаревший лет на двадцать:

– Ты хоть молодой ещё и ядовитыми порошками закалён, – вздыхал убитый горем строевик, – а мне абсолютный капец! До полной пенсии всего год остался, а этот Ельцин, с… !

– А, вроде, полк один от дивизии оставили? – выразил надежду Санька. – Может, год-то бы и там разрешили дослужить?

– Кем? – обречённо отмахнулся полковник. – Там даже в батальонах – перекомплект! Пустое… Придётся уходить на половину пенсии и лизать задницы каким-нибудь штатским соловьям, чтобы не дали умереть с голоду. Авось, каким-нибудь держимордой в гостиницу примут?

– Я бы, товарищ полковник, ткнулся куда-нибудь в кадры. У вас такой опыт! – попытался успокоить Конторовича Санька, хоть и сам находился в состоянии полного смятения. – Сейчас такая бездна новых фирм и посреднических организаций – и почти везде требуются опытные кадровики и вообще спецы по личному составу.

– Попробую. – Благодарно согласился Конторович. – А куда деваться? А вам, Смыков, советую, пока не поздно, бежать от этих армейских кальсон и паек как можно дальше!

– Боюсь, что поздно, – с неожиданной для немолодого полковника устоявшейся возрастной усталостью констатировал Санька. – Даже не представляю, что буду теперь делать, чем займусь. Заводы стоят, для организации своего дела нужны деньги, связи, опыт, иначе прогоришь, и съедят кредиторы. Наняться торговцем к кавказцам – слишком маленькие деньги, а все более – менее доходные «профессии» – сплошь криминал! Остаётся сдельщина на складах или в магазинах. Ну, может, со временем, когда немного вспомню прежнюю житуху, завербуюсь куда-нибудь… на Север, Восток или Юг. Словом, туда, где нас нет!

– Бог тебе, Александр Фёдорович, в помощь! – прощаясь, сказал Конторович.

– И вам, Борис Моисеевич, примерно того же, – отвечал без пафоса Санька. А через год узнал от случайно попавшегося на глаза сослуживца, что Конторович, так нигде толком и не поработав, умер у себя на садовом участке от кровоизлияния в мозг.