Сползать было легко, поскольку вожжу держали тяжёлые лестницы, надёжно приставленные к Иванову строению с обеих сторон. Оказавшись на мягком, присыпанном стружками грунте, Иван услышал характерный, исходящий из-за леса сухой щёлк вперемешку с протяжным гулом и в какой-то надрывной истоме прикрыл набрякшие от первого комарья веки. «Отчего мне не слышно этот шум там, высоко на крыше, откуда этот полигон практически виден, особенно в сумерки, когда начинаются ночные стрельбы? – не впервые задумался он. – Отчего эти металлические неживые звуки середь мирных лесов так настойчиво жмутся к земле? А там, в пепельных горах, всё звучало совсем наоборот: чем выше – тем звонче и убийственней…». И он опять печально пропел для кого-то вслух:
– Та-та-та! Тум-тум-тум!
Но из-за ручья ему вновь по-свойски крякнули, и он поспешно стал стягивать со спины мокрую рубаху. Тут надо сразу заметить, что окрестная живность выделяла Ивана среди остального дачного люда особо. Да и он после возвращения из так и не покорённого Афганистана уважал зверьё несколько больше, чем своих двуногих собратьев по виду, которые в одночасье снесли ему часть черепа, лишили глаза и нескольких пальцев на правой руке. Без глаза ему было даже удобней целиться, в том числе молотком по гвоздю или топором по плашке, а вот пальцев частенько не хватало, особенно сейчас, когда взялся за пилу и лобзик.