Время животных. Три повести

– Лёгкая у тебя рука, Иван! – похвалил на прощанье исцелённый Тихон, довольно почёсывая ножовкой красную от крапивы задницу. А уж как был доволен подругой Емельян! Полдня он выхаживал вокруг Мальвы на пуантах, а потом ловил для неё мышей и пел свои котовьи серенады. Впервые после Машиной гибели Иван улыбнулся себе в усы и сбрил отросшую за это время бороду. Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась, и только ни афганцу было удивляться не просчитанным утратам, которые она в себе заключала. Поэтому к сороковому дню в лес с Иваном уже отправилась чернявая дворняга Сара, которая к тому же явно пребывала на сносях, а потому также охотно променяла свою городскую бездомность на Иванову заботу и дачный покой. И вообще, кошки и собаки чуяли в Иване не только более сильное, но и родственное себе существо, которое ни за что не даст их в обиду. А потому с первого нюха выделяли его среди прочих двуногих, чтобы доверить ему свои хрупкие, стократно зависимые от уличных случайностей и особенностей человеческой натуры жизни. И очень скоро ещё недавно пустоватая, казалось, обречённая на загородную тишь дача переродилась в этакий звериный улей, в окрестностях которого жизни было куда больше, чем во всём дачном кооперативе, включая Карасика и всё его садовое правление. Очень скоро звери приучили Ивана не заботиться о себе сверх той минимальной необходимости, в которой они реально нуждались. Поэтому в город с собой он возил разве что привычного к дорогам Емельяна или кого из питомцев, которому требовалась срочная ветеринарная помощь. Так, однажды Мальву тяпнула на солнцепёке замаскировавшаяся под палую ветку змея, а двух проворных щенков серьёзно искусали осы, когда неопытные пёсики, обнаружив в дупле трухлявого пня огромный белый шар, решили его покатать по тропе. Часть провизии кошки добывали в лесу и в лугах, давя мышей и ящериц, ловя то суетливых трясогузок, то медлительных сорок. А собакам везло и на водяных крыс, и на лесных хорей, и на полевых сусликов и хомяков. Однажды Иван наблюдал, как его Сара раскапывала глубокую мышиную нору. Земля из – под её передних лап летела метра на полтора, а сама она то и дело до самого хвоста исчезала в грунте, выверяя ход дальнейших раскопок. В конце концов, Сара добыла не только саму мышь, но и всех её многочисленных мышат, будущую угрозу для Ивановых корнеплодов. Иван поощрительно потрепал Сару по загривку и угостил её остатками горохового супа и рафинадом. На запах сбежалась вся звериная ватага, и ему пришлось выставлять собравшемуся обществу только что размороженный целлофановый пакет куриных потрохов. Случались у Ивана и памятные неприятности. Однажды он, по незнанию, угостил кобельков-подростков Филю и Лёву (названных в честь Киркорова и Лещенко) остатками куриных ляжек. Молодые собаки, как водится, заспешили не шибко стараясь прожёвывать трубчатые куриные кости и… поплатились. Ветеринар, измученный промываниями и весь измазанный собачьими экскрементами, взял за работу столько денег, что их бы хватило, по Ивановым подсчётам, как минимум на две недели звериного пропитания. Но подобных случаев было немного, к ним Иван был изначально готов и никогда потом не жалел о том, что завёл, растил, кормил, воспитывал и любил своих собак и кошек, которые, в отличие от большинства людей, платили ему только добром.

А вскоре у Ивана появилась и молодая козочка, которую он выкупил у директора ближайшего ОПХ, когда тот из-за случайно покусанного бродячими собаками вымени вознамерился пустить её на мясо. Иван сказал директору, что бродячими собак сделали люди, а вымя он зашьёт «по-афгански» и, Бог даст, она станет скоро молочной козой. Молодая коза, конечно, не солдат во фронтовых условиях, а потому пришлось стягивать ей скотчем копыта. Но шил Иван крупными стежками, и процедура заняла всего несколько минут. Уже следующим утром козочка Жанна паслась в травянистом проулке, то и дело поддёргивая лёгкий канатик, на который Иван пристегнул её к металлическому заборному стояку… до поры, пока ни привыкнет. Вскоре к Жанне повадился чёрный с жёлтыми подпалинами козёл из деревни, и капроновый канат едва не стал удавкой для них обоих. Ивану срочно пришлось его сменить на более толстую и грубоватую пеньковую верёвку. Но куда больше озаботило и озадачило Ивана его знакомство с молочным поросёнком Бориской, которого он выбрал на сенном рынке у знакомой цыганки Сони. Уже выручив деньги, хитрая цыганка принялась нагонять на незадачливого покупателя разных страхов о капризном и непредсказуемом здоровье новорожденных поросят, об их феноменальной смертности в принципе, почти не зависящей ни от условий содержания, ни от кормёжки, ни от ухода.

– Я ж не могу увидеть, что у него там внутри, – состязалась на людях сама с собой в красноречии Соня. – Органа какого не достаёт, иль хряк чего его матке с семенем передал!

– Совести тебе, Сонька, не достаёт! – негодовала на красноречивую цыганку немолодая плотная женщина в цветном полушалке, как и Иван, уже заплатившая за покупку всё до копейки. – У-у-у! Морда нерусская!