Со стороны часто могло показаться, будто среди двоих друзей самым безбашенным являлся тот, кто пытался устроить из всего вокруг настоящую клоунаду, но на деле получалось так, что это почётное звание всегда вырывали именно тихони. Таким был и Фрид. Сколько раз Шон останавливал его от необдуманных решений, некоторые из которых явно привели бы к самой настоящей смерти? Чего стоит только упоминание о том, как Фрид рванул разнимать двоих наркоманов, норовивших разодрать друг друга в клочья, по итогу, оказавшихся друзьями, и лишь был избит до больничной койки за вмешательство в их идиллию. И это была лишь верхушка айсберга.
— Спасибо... Думаю, ты прав. Не стоит втягиваться во всю эту муть, — с улыбкой солгал Фрид.
Распрощавшись с другом, он целый день болтался по городу.
Сидя на лавке в парке, наблюдал, как девочки из средней школы показывали друг другу смешные тиктоки, как уставшая молодая девушка возила коляску из стороны в сторону, периодически проверяя, не проснулся ли малыш; как к понурому одинокому старику с жёлтым тюльпаном чуть ли не в припрыжку подошла маленькая чарующая бабушка, и он в момент стал самым счастливым человеком на земле. Столько людей, столько эмоций, столько чувств...
Килия рассказала всю правду о нём и богах только сегодня, но Фрид чувствовал, что в её словах не было лжи: теперь он видел столько объяснений, столько очевидного в этом мире. Да, его терзали сомнения, словно всё не по-настоящему, словно он рассказал сам себе историю и теперь пытался в неё поверить. Он чувствовал себя почти безумцем, и единственное, что позволяло ему сохранять чистый разум, — это образ Килии.
Время летело быстро. Солнце уже клонилось к закату, когда Фрид, ещё более загруженный, чем ранее, отправился домой.
Даже за пределами ограждения он сразу же понял, кто был чем занят: мама заканчивала готовить — в округе так и витали ароматные отголоски будущего ужина, — а отец, как обычно, кропотливо трудился над чертежом в своём кабинете, который, порой, даже в самую глубокую ночь озарял маленький сад под окнами первого этажа.
Фрид не был голоден, но отказаться от семейного ужина считалось почти что преступлением, поэтому ему пришлось со скучающим лицом в сотый раз разглядывать домашний сервиз.
— Как прошла вечеринка? — спросила мама.
— Хорошо, — безразлично ответил Фрид.
— Настолько хорошо, что все закуски остались не тронуты, а алкоголь не выпит?
Сын тяжело вздохнул, не желая продолжать диалог.
— Я видела твою одежду на сушилке вместе с ботинками, — перешла к главному она. — Ты снова упал в бассейн?
— Это... Не важно, меня всё равно спас Шон, так что...
— Дима, — обратилась она к мужу, — говорила же: нужно убрать уже этот чёртов бассейн от греха подальше.
— Мы это уже обсуждали, Хелен, — раздражительно ответил тот.
— Ты хочешь, чтобы твой сын утонул?!
— Я же не виноват, что он так и не научился плавать! — повысили голос отец и звучно бросил приборы.
Как бы идеальна не была семья, ссоры тоже случались. Особенно, когда эти ссоры касались ожиданий родителей от своих детей.
Фрид, давно смирившийся с мыслью о невозможности плавать, сложил два плюс два: если он действительно бог огня, то было вполне логично, что он не совместим с водой. Даже более — это объясняло причины всех бед в его жизни! От этой мысли он невольно рассмеялся, нарушив неловкую тишину родителей, что боялись обидеть сына. Увидев, как тот хохочет, они испугались, но не стали подавать виду.
— Думаю, — успокоившись, заговорил Фрид. — В этом тоже была своего рода задумка Бога. Мам, пап, я вас люблю, — ласково сказал он, поняв, что вся его жизнь была настоящей и что родителей Фрид тоже ценил по-настоящему.
Никто и ничто не навязывало их любовь, и неважно, какое будущее было высечено в его судьбе, ему хотелось бы вечно наслаждаться родительскими перепалками, вечерними ужинами и изрисованными тарелками.
Он посмотрел на растерянные лица отца и матери:
— А! Я просто уже привык к издёвкам, так что ничуть не обижаюсь на папу, — успокоил их Фрид.
Вслед за сыном усмехнулась и мать:
— Боже правый... Давно пора привыкнуть, что ты уже не маленький. Я рада, что вы с Шоном друзья.