Время зимы

  В изголовьях других драккаров пристроились волки, соколы, медведи.

  Раш любил и не любил море. Иногда запах прибоя приносил воспоминания о детстве и юности, о высоких волнах, что штурмовали утес близ родного дома, о штормовых ветрах и низких черных тучах.

  Карманник развернулся на пятках, оставляя вместе с солеными брызгами и старые воспоминания. Самое время схоронить их в море.

  Путь его лежал в Браёрон и Раш пожалел, что остался без лошади. В отличие от дасирийской столицы Иштара, где улицы были такими узкими, что верхом ездили разве что зажратые благородные задницы, на дорогах Сьёрга запросто могли разминуться два всадника.

  Сегодня в северной столице царил покой. О минувшей разгульной ночи напоминали лишь разноцветные ленты на деревьях. Впрочем, тишина скоро разрушилась настойчивым гулом. И, хоть Рашу было совсем не по пути, отдаленные крики: "На кару ее!", "Предать смерти!", заставили карманника повернуть. Голоса умножились, раздаваясь откуда-то с того края улицы, куда и направился карманник. Мощенная дорога опрокинула его в орущую на все голоса толпу. Люди текли вперед, точно снежная лавина. Раш кое-как расталкивал их руками, плечом прокладывая путь ближе, туда, где высилась глыба черного камня. Достигнув цели, примерно на две трети, карманник остановился. Дальше ряд человеческих тел становился настолько плотным, что штурмовать его было бесполезно, разве что по головам. Карманник осмотрелся: горожане, еще вчера улыбчивые, все в парах хмельного веселья, сегодня преобразились. На их лицах багровела ярость, рты, точно заговоренные, выкрикивали призывы предать смерти отмеченную Шараяной. Все, от малых детишек, оседлавших родительские плечи, до стариков и старух, требовали мук и смерти. Уж не девчонку-северянку вздумали предать гневу, пронеслась мысль. Карманник попытался вышвырнуть ее, но та, словно репей, ухватилась за самое нутро и крепко угнездилась.

  А потом Раш заметил знакомое лицо. Тот, кого звали Берном, высокий северянин с рассеченной губой, поправил сброшенный чьей-то неосторожной рукой капюшон темно-серой простяцкой накидки. Раш пробился к северянину, становясь рядом и, изловчившись, скинул тому капюшон. Мужчина повернул лицо, процедил какие-то проклятия, но, завидев знакомое лицо, осекся и умолк, нахлобучив капюшон по самые брови, теперь предусмотрительно придерживая его рукой.

  - Господин Берн, если мне память не отшибло? - Обратился Раш, не сводя взгляда с каменного постамента, который пока оставался свободным. Карманник не боялся говорить в полный голос - громкий ор горожан перекрывал всякие попытки подслушать, если такие и были. Ведь не зря же этот приближенный к Конунгу человек вдруг вздумал нарядиться в крестьянскую накидку.

  - Чего тебе? - Угрюмо бросил тот.

  - Мне было велено явится в замок с рассветом. А тут такое... Не подскажешь, что?

  Раш поднял взгляд на собеседника, выше его на целую голову и вдвое больше в плечах. "Скорее бы обратно, надоело чувствовать себя полумерком", - подумал Раш, дожидаясь ответа.

  - Казнь, - коротко ответил тот.

  Раш собрался спросить, как принято расправляться с отмеченными темной богиней в Северных землях, но не успел: крики удвоились, перекрывая всякие попытки говорить. Берн поддался вперед, попробовал втиснуться меж горожанами, но тщетно. Раш мог спорить на еще неполученные золотые краты, что та, кого собрались предавать смерти, важна хмурому северянину. Мужчина, понимая, что пробиться ближе никак не получится, отступил.

  Тем временем чернокаменный пьедестал заняла процессия. Высокий жрец в синих одеждах служителя Скальда шел впереди. Рука его сжимала тонкий как игла посох, сверкающий и прозрачный, точно сотворенный изо льда. За ним следовал длинноволосый сухой старец, с пергаментом в руке. Следом, толкаемая двумя стражниками, вышла маленькая женщина - в туманном сером утре ее серебряно-белые волосы полыхнули будто снежный пламень. Раш моргнул, рванулся вперед. Неужели дикари и впрямь вздумали лишить девчонку жизни?! Плотный строй горожан отшвырнул его обратно, прямо на Берна. Северянин отодвинул карманника и, на краткий миг, Раш увидел в его серых глазах муку.

  Женская фигура поравнялась со жрецом, стражники повалили ее на колени. Нет, это была на Хани: Раш видел достаточно хорошо, чтоб заметить разницу. Хотя, женщина походила на Хани так, как выглядела бы девчонка, будь ей десятка три лет. Отмеченная Шараяной, проскользнуло в мозгу, но карманник не успел сосредоточиться на мысли. Старик со свитком поднял руку и толпа умолкла. Он развернул пергамент, прочистил горло кашлем и заговорил. Раш помянул харстовы задницы - северянин говорил на северном наречии, из которого карманник успел выучить не так много слов. Раш хотел попросить Берна пояснить, но тот глядел лишь вперед, недвижимый, словно гранитный обелиск.