— Отлично, — согласился губернатор. — Продолжим завтра?
— Конечно, — не стал противиться я.
— Я должен переговорить ещё с некоторыми людьми, — извиняющимся тоном сказал он. — Не возражаете, если позже я присоединюсь к вам и мы закончим вечер за одним столом?
Как я мог отказать самому губернатору? Тем более, такому на редкость порядочному и сообразительному…
— Что нашептал тебе этот добрый молодец? — игриво спросил я Надежду, возвращаясь к ней после беседы.
— Поговори с ним сам, — посоветовала она. — Это весьма занятно.
— В самом деле? — Я удивленно взглянул на стоящего в стороне юношу.
Уходить молодой человек, похоже, не собирался. Более того, он явно ждал, когда я соблаговолю призвать его для беседы. Я не стал испытывать его терпение и кивнул. Парень тотчас приблизился к нам и, немного наклонясь, негромко произнес:
— Вам не следует воплощать в жизнь свой рискованный проект…
— Вот как?! — Я усмехнулся. — Вы говорите от имени каких-то структур или это проявление доброй воли?
— Я говорю от имени Совета Равных, — произнес человек, и тут я понял, почему его глаза показались мне такими странными.
Их выражение было совершенно безжизненным, словно парень принял хорошую дозу наркотиков или накачался алкоголем до самых бровей. Тем не менее его жесты были вполне четкими, а слова связными. Так человек мог говорить, только когда находился не в себе. Вернее — когда вместо него бренным телом пользовался кто-то из безликих. В состоянии «медиума» человек оставался в ладу с инстинктами и координацией движений, но совершенно не владел корой головного мозга. Вот и сейчас вместо по-военному подтянутого молодого человека при определенном желании можно было представить одного из калиброванных безликих: трехметрового гуманоида с огромными белыми крыльями за спиной, в белом же балахоне, с мечом и без единой черты лица…
— Кто ты? — хмурясь, спросил я.
— Ты знаешь, — ответил замаскированный под человека крылатый.
— Если ты не назовешься, я не стану с тобой разговаривать, — пригрозил я, прощупывая тем самым, насколько умудрен опытом мой визави.
Он оказался не слишком хитер и признался сразу:
— Пятьсот второй…
— Ого, ты из учеников? — Я оживился. — Кто приказал вступить со мной в контакт?
— Это не важно, — дальше собеседник повел себя более благоразумно и ничего лишнего не сболтнул. Это навело меня на мысль, что юноша отнюдь не так прост или за его действиями следят. Возможно, кроме ученика, на прием пожаловал ещё кто-то из крылатых. — Вы должны вернуться на спираль. Этого требует Совет. Ваше изгнание признано ошибкой…
— Мы останемся здесь, — отрезал я. — Оказавшись на планете, я так много вспомнил и переосмыслил… Вашему Совету тоже было бы невредно периодически спускаться с пружины на грешную твердь…
— Но почему? — удивленно спросил парень. — Что вас тут настолько заинтересовало? Вы готовы променять благолепие спирали на грязь сумасшедшей планеты?
На этот раз он спрашивал явно не по указанию Равных, а из собственного любопытства. Похвальная черта для ученика. Знания лишними не бывают. Даже смертельно опасные. Впрочем, я догадывался, почему Пятьсот второй уже в который раз проявляет инициативу. Он по-прежнему сомневался, что решение связаться с отступниками было верным, и теперь искал этому опровержение или подтверждение. Почему именно у меня? Вопрос был на пять баллов, но ответить на него в тот момент я не мог.
— У меня нет убедительных аргументов и понятных тебе мотивов, — признался я. — Но, если хочешь, я все же попытаюсь объясниться. Только давай условимся, что ты выслушаешь меня, не пытаясь прервать.
— Все исходящее от тебя неверно, — покачав головой, ответил «человек». — Ты устремлен во тьму. Твои мысли — зло. Ты сам воплощение зла. Что ты можешь рассказать мне, посланцу мира и благоденствия?
— Я хочу подарить тебе Слово гармонии, — я ухмыльнулся, представив себе, в какую глубокую кому может погрузить безликого любое из простеньких Слов, которые всплыли на поверхность моей памяти после того, как я сошел на планету. Это были, конечно, не самые сильные Слова, с их помощью нельзя было преобразовать Вселенную, но для «бытового пользования» или в качестве оружия они вполне годились.
Вся беда была в том, что для точного удара следовало заставить противника потерять бдительность. В случае с учеником мне надо было заболтать несчастного юношу, обмануть его и заставить полностью отдаться во власть моего, грубо говоря, заклинания. Я чувствовал, что безликий пока не сдается, и продолжил атаку.
— Кто тебе сказал, что мир и добродетель это бесспорное благо? Разве у монеты может быть только одна сторона?
— Ты меня искушаешь? — догадался собеседник. — Я послан для того, чтобы предупредить тебя от имени Совета. Только и всего.