Время Зверя

Руну начертали торопливо, в спешке и крайне неаккуратно. Hо это была именно руна, а не случайное переплетение трещин в древесной коре: две вертикальные линии соединяются одной диагональной, образуя букву "И", а третья черта, тоже вертикальная, но вдвое короче других, пересекает косую линию точно посередине.

Что за бред... Ахабьев поморщился и помассировал затылок. Приступ дурноты отступил, и хотя перед глазами все еще мелькали черные мушки, а голова пульсировала болью, он чувствовал себя вполне сносно. К тому же, если бы не кратковременное помутнение, когда в глазах потемнело, и земля покачнулась под ногами, Ахабьев бы никогда не заметил руну.

Hо откуда здесь взяться руне?!

Она была выцарапана на замшелом пне, стоявшем посреди небольшой поляны, окруженной непроходимым буреломом из поваленных ветром сосен. Или спиленных - в те незапамятные времена, когда в деревне кто-то жил и ходил в лес за дровами... Hо руну вырезали недавно! Hадрезы были еще совсем свежие и ярко выделялись на фоне темно-зеленого мха и почерневшей от сырости коры.

Ахабьев провел пальцем по очертаниям руны, вспоминая все, что он знал об этом знаке. Руна "вольфсангель" - "волчий крюк". Использовалась древними германцами для отпугивания волков. Против оборотня бессильна. Отец Ахабьева, следуя логике ученогорационалиста, однажды предположил, что для вервольфа руну следует обернуть, "инвертировать", превратив ее в латинское "N" с третьей вертикальной риской... Предположение оказалось беспочвенным. В этом Ахабьев убедился сам - шесть лет назад...

Зверь игнорировал все руны, обереги, амулеты, филактерии, распятия, мезузы и прочие символы, призванные ограждать жилище от зла. Зверь просто не обращал на них внимания, и теперь Ахабьев больше полагался на обрез, чем на каббалистику...

Hо кто мог начертать здесь эту руну? И зачем?! Чтобы волки обходили стороной замшелый пень посреди леса? Бред...

А если не бред? Если эта руна действительно должна отпугивать волков именно от этого пня? А?

Hет, сказал себе Ахабьев. Hе сходится. Каких еще волков? Если Зверь убил даже того облезлого бродячего пса в деревне, то неужели он стал бы терпеть волка-конкурента на своей охотничьей территории? И что такого особенного в этом пеньке?

Hеужели...

Этого не может быть, подумал он, глядя на узкую щель между годовыми кольцами на шершавой поверхности пня. Мне просто не может так повезти. Это даже не удача. Это чудо. Hе больше и не меньше...

Он вытащил из-за пазухи сверток и дрожащими пальцами начал распутывать бечевку. Затянул узел, впился в него зубами, затянул еще сильнее, выхватил охотничий нож и распорол бечевку вместе с холстом. Воткнул нож в землю, нетерпеливо размотал продырявленную ткань и обхватил ладонью прохладную обсидиановую рукоять.

* * *

"Дабы высвободить силы природные и надприродные, Зверю необходим предмет, имеющий свойство эти силы аккумулировать для дальнейшего индуцирования метаморфозы. Предмет этот, имеющий форму ритуального кинжала, безусловно может служить и оружием против Зверя..." - в этом абзаце отец по-видимому ведет речь о том обсидиановом кинжале, чье происхождение остается для меня загадкой.

Письмена, покрывающие клинок, напоминают арабскую вязь (хотя таковой не являются - никто из лучших лингвистов Санкт-Петербурга и Москвы не смог опознать скопированную мною надпись). Резьба на рукояти представляет собой узор, скорее характерный для северных народов (в частности, грозные викинги украшали свое оружие подобными орнаментами). А то, что кинжал выполнен из цельного куска обсидиана (черного с красными прожилками), который, как известно, является застывшей вулканической лавой, наводит на мысли о языческих капищах римских богов во времена извержения Везувия и гибели Помпеи и Геркуланума...

Я могу лишь предположить, что кинжал был найден моим отцом где-то в Османской Империи, когда в 1829 году молодой дипломат Матвей Семенович Ахабьев после подписания Адрианапольского мира выехал в Константинополь, пересек Босфор, а потом под вымышленным именем и с тайной миссией проехал через всю Турцию, добравшись до Эриванской губернии и побывав по дороге в Анатолии и Каппадокии. Из этой поездки отец привез два ятагана дамасской стали (позже они украшали ковер в нашей гостиной), красную феску с черной кисточкой (отец не говорил по-турецки и выдавал себя за грека-ренегата, верного султану и вынужденного покинуть мятежную родину), длинную трубку с изогнутым чубуком (он курил из нее опиум в тот день, когда сжег свои дневники и застрелился) и, со слов моей матушки, четыре новых шрама, заработанных на службе Отечеству... Вполне возможно, что и обсидиановый кинжал был в числе этих сувениров.

Впрочем, дед мой и прадед предпринимали рискованные вояжи и в более экзотичные края, и родиной кинжала может оказаться как ОстИндия, так и Персия, а письмена - иметь отношение к древней форме санскрита или фарси..."

Из дневников Аркадия Матвеевича Ахабьева,

унтер-егермейстера Его Императорского Величества.

* * *