Время зверинца

Такое порой случается с тобой же придуманными персонажами. Как только они обретают самостоятельность — а персонажи должны ее обрести, или же автору лучше сменить профессию, — ты волен их не любить и даже презирать. А бывает и так, что ты ненавидишь их до середины книги, а потом привязываешься к ним настолько, что уже и повествование тебе не в радость без этих антигероев. Именно эту особенность работы над романом Ванесса никак не могла усвоить. У нее с первой же страницы было ясно, кого из героев она намерена умертвить и ни при каких обстоятельствах не пощадит его жизнь. Или его-штрих-ее жизнь? Нет — однозначно его.

— Романы не сводятся к актам возмездия, Ви, — сказал я ей однажды. — Флобер не изображал Эмму Бовари поганкой, заслужившей свою участь.

— Это потому, что Эмма Бовари не была поганкой, заслужившей свою участь.

— Рад, что ты это поняла.

— А вот Шарль Бовари был поганцем, и он свое заслужил. Я изумленно округлил глаза.

— Ты пиши по-своему, — сказала она, — а я буду по-моему.

Честно говоря, мои романы также не обходились без актов возмездия, но по ходу повествования я всегда открывал в своих отрицательных персонажах что-нибудь положительное. В то же время мне порой переставали нравиться герои, изначально бывшие моими любимчиками.

Но Мелкий Гид как нагнал на меня скуку поначалу, так и продолжал нагонять ее в дальнейшем. Должно быть, я перестарался, дистанцируясь от своего героя — в частности, не позволив ему стать профессиональным писателем или эстрадным комиком. Я не сделал из него более раскрепощенную, склонную к риску и авантюрам версию самого себя, и в результате получилось нечто блеклое, ни рыба ни мясо. Совершенно непонятно, что могла бы найти в нем Полина / Поппи. Более того, я сам не мог найти в нем ничего, достойного интереса.

Между тем дела в реальном мире шли из рук вон плохо. На одного читателя приходилась сотня авторов, издатели сносили себе черепа, литагенты уходили в подполье; какой-то шизик подрывал продажи моих романов преувеличенными похвалами на «Амазоне»; средняя цена книги в супермаркете грозила вскоре сравняться с ценой пакетика чипсов; общенациональная газета, по слухам, привлекала к литературному рецензированию школьников за неимением других желающих с этим возиться. И что я мог противопоставить кризису? Мелкого Гида? Какое лекарство от литературной депрессии мог предложить Мелкий Гид? Что вообще он мог предложить, кроме пустого надувания щек?

Как там говаривал мой старый учитель Арчи Клейбург? «Читайте книгу нутром, пропускайте ее через свои кишки». Неудивительно, что мой кишечник отказывался нормально функционировать. Ничто в Мелком Гиде не ассоциировалось с емким дремучим словом «нутро». Кишка у парня была явно тонковата. Ему не хватало цинизма и грубости. Он не являлся причиной моего запора, он этим самым запором и был. Герой, которого мне нужно было из себя выдавить, заперся внутри меня и решительно не желал выдавливаться вон.

Как это следовало понимать? Что я сам заперся внутри себя?

На этом этапе мучений мне пришла в голову мысль съездить в Уилмслоу и повидаться с Лапочкой Джеффри.

23. МЕНЬШЕ ДА ХУЖЕ

Я не мог просто сесть в поезд и поехать в Уилмслоу. К тому времени когда я наконец определился с днем поездки, моя записная книжка-календарь была вся испещрена красными восклицательными знаками, словно в преддверии опасного путешествия вглубь неизведанных земель. А как только я назначил дату, мне позвонила Маргарет Трэверс, секретарша покойного Мертона, и сообщила, что мой новый издатель хотел бы со мной встретиться. Как насчет следующей среды в час пополудни?

В таких случаях поспешное согласие идет во вред репутации.

— Минутку, сейчас сверюсь со своим ежедневником, — сказал я деловым тоном и пошелестел первой попавшейся под руку бумагой. — Что ж, если перенести пару не очень срочных дел, то смогу. Среда, в час дня. Отмечено. А кто это?

— Это Маргарет.

— Нет, я спрашиваю про замену Мертона.

— Мертона заменить невозможно.

Я расслышал слезы в ее голосе. Наверняка она плакала каждый день со времени его смерти. Были ли они любовниками? Я уверен, что нет. Несмотря на ее туго стянутые поясом плащи в стиле женщин-вамп из черно-белых фильмов пятидесятых, несмотря на интимную хрипотцу в ее голосе и на отдающее медом произнесение имени Мертон, Маргарет Трэверс оставалась секретаршей старой школы, одинаково верной своему мужу и своему боссу. Когда она говорила, что Мертона заменить невозможно, подразумевались его человеческие качества и его профессионализм как издателя.

— Конечно же, его не заменить. Я только хотел узнать… — Тут я запнулся, подбирая слово вместо «замена». — Я хотел узнать, с кем мне предстоит иметь дело.

Отвечая, она понизила голос, словно боялась осквернить память Мертона, называя имя его преемника:

— Это Сэнди Фербер.