Времяточец: Исход

– Это ещё ерунда. Видела бы ты поезд Риббентропа, он гораздо ярче. А что касается поезда Геринга, то это вообще дворец на рельсах.

– У них что, у всех частные поезда?

Доктор пожал плечами:

– Поезда, загородные дома, драгоценности, предметы искусства, одежда, автомобили... и огромные банковские счета. Они в политику не здоровье поправлять пошли, знаешь ли.

– Сборище мошенников, – сказала Эйс. Она глотнула шампанское. – И мы становимся такими же. Я начинаю привыкать ко всему этому. Если так и дальше пойдёт, на улице меня уже уважать не будут.

– Последствия знакомства с сильными мира сего, – сказал Доктор. – Боюсь, ты наткнулась на повсеместное явление. На любой планете, в любой галактике, в любую эпоху люди, находящиеся у власти, о себе хорошо заботятся.

Эйс откинулась на спинку сидения:

– Что же, непростой это труд, но кто-то должен его делать. Позвони, пожалуйста, чтобы ещё икры принесли, Профессор.

***

С документами в руках, Мартин Борман стоял на многолюдной платформе вокзала в Берлине, сверяясь со списком уехавших. Фюрер уехал, и Геринг, Геббельс, фон Риббентроп с Гиммлером – разлетелись на лимузинах «Мерседес» по разным Канцеляриям, министерствам, и управлениям. Значит, остался только... Он развернулся и увидел терпеливо ожидавших герра Доктора и его племянницу. Он поспешил к ним.

– Тысяча извинений, герр Доктор.

– Ну что вы, не стоит, – дружелюбно сказал Доктор.

– Идёмте за мной. Я доставлю вас в вашу гостиницу. Он провёл их к лимузину СС, который быстро провёз их от увешанного свастиками вокзала по увешанным свастиками улицам в увешанный свастиками роскошный отель «Адлон». Здесь Бормана встретили с большим почтением, и под его присмотром их поселили в номер-люкс. Порывшись в своём пухлом чемодане, Борман вынул изрядное количество денег на расходы и удостоверения личности на имя доктора Йоганна Шмидт и фройляйн Шмидт.

– Документы действительны только в Берлине, – извиняясь, сказал он. Если вас обнаружат в другом месте, вас арестуют. Советую вам оставаться в отеле или рядом – Фюрер желает, чтобы герр Доктор был доступен для консультации в любое время.

– Я так понимаю, что наши пожелания роли не играют, – сказала девушка.

– Конечно, нет, – подтвердил Борман, довольный тем, что она ловила всё на лету. – Как всегда, воля Фюрера имеет наивысший приоритет.

Девушка странно на него посмотрела, но ничего не ответила; наверное, это было благоговение от имени Фюрера. Борман поклонился и ушёл.

– Что касается меня, то старине Адольфу на это лучше не рассчитывать, – сказала Эйс, когда Борман ушёл. – Я не собираюсь тут сидеть и стены рассматривать.

– Ты права, – сказал Доктор. – Пойдём, посмотрим на Берлин, пока он ещё стоит.

Был хороший солнечный день. Они шли по усаженной деревьями Унтер ден Линден. Эйс любовалась летним видом. Под деревьями гуляли молодые пары. Солдаты, получившие выходной, гуляли под солнцем, разглядывая симпатичных девушек. Если не обращать внимание на вездесущие свастики и штурмовиков СС, это была обычная радостная сцена.

– А что ты имел в виду, Профессор, когда сказал, что нужно увидеть Берлин пока он ещё стоит?

Доктор остановился у киоска и купил несколько газет. Он прочёл вслух заголовки:

– Варшава угрожает бомбардировками, невероятный всплеск военного безумия в Польше, Польша против мира в Европе.

Он показал газеты Эйс, та быстро пролистала их.

– Тут написано, что это Польша хочет начать войну!

Доктор вздохнул:

– Это нацистские газеты, Эйс. Единственные, которые тут издаются. Всё, что там написано, на самом деле полная противоположность правды. Гитлер решительно настроен завоевать Польшу. Очень скоро начнётся война. Через шесть лет этот город будет горой обломков.

Эйс в ужасе посмотрела на него:

– У тебя же такое влияние на Адольфа, ты не можешь остановить это?

Внезапно Доктор схватил Эйс за руку и затащил её в дверь магазина.

– Эй, что происходит? – возмутилась она.

Доктор показал на улицу. По улице маршировал взвод СС с большим знаменем со свастикой.

– Ну, парад у них. И что?

– Стой лучше тут, Эйс, я не могу себе представить, что ты отдашь знамени салют.

Эйс увидела, что при приближении знамени со свастикой все на улице становились по стойке смирно. Все мужчины отдавали салют и снимали головные уборы.

Все, кроме одного.

Крепко сложенный рабочий стоял у бордюра. Когда знамя проносили мимо, он продолжал стоять, засунув руки в карманы, с сигаретой во рту, не сняв кепку, и не обращая внимания на парад. Но парад на него внимание обратил. По окрику командира-сержанта, взвод остановился. Несколько человек вышли из строя и окружили рабочего, обрушили его на землю градом кулаков, пинали его тело, скрутившееся в придорожной канаве. Затем они вернулись в строй, и взвод продолжил маршировать. Никто ничего не комментировал, никто не протестовал, казалось, что никто ничего не заметил.

Через какое-то время рабочий с трудом встал на ноги, сплюнул зуб, утёр тыльной стороной руки кровь с лица, и похромал прочь.

– Ты это видел, Доктор? Настоящее избиение, и лишь за то, что он их флагу салют не отдал.

– Ему повезло, – сказал Доктор.

– Повезло?!