Времяворот (СИ)

Давным-давно, лет в десять или около того я услышал простое выражение: навык не пропьешь. Услышал от заядлого любителя накидаться, что могло бы насторожить нормального человека. К несчастью, я был ребенком. Ребенком образованным, весьма грамотным, но все-таки доверчивым и взрощенным в рамках сомнительной парадигмы непогрешимости старших. Многие годы сей постулат могильным камнем покоился в моей голове без каких-либо возможностей проверить его истинность. Да и как проверишь нечто принципиально непроверяемое? Страшная травма, поделившая существование на “до” и “после”, не оставила ни единого шанса на переосмысление. Бороться с одной рукой? Невозможно! Ладно, теоретически возможно, но не показательно. Соперники, совсем недавно не представлявшие опасности, раздавили бы меня как букашку. Калек называют калеками не за страшную рожу, вонь изо рта или отсутствие крыльев. Банальные способности банальных людей — более чем объективный разграничитель на здоровых и нет. Зайти с другого бока и сравнивать знания в сорок и тридцать лет? Бессмысленно. С тем же успехом можно сравнивать высоту дерева в плодородной почве. Настанет день, и оно сломается под собственным весом, но до того будет лишь расти и шириться. А к моменту смерти я еще не впал в маразм.

— Ты нажрался или поддаешься? — Недовольно поинтересовался Филомен, слезая с моей распластанной по песку тушки.

Как так вышло, что семнадцатилетний парень уложил на лопатки одного из сильнейших единоборцев города? Спросите кричавшего про непропиваемость навыков урода. Спустя тридцать пять лет приемы из прошлой жизни казались чужими, ноги не слушались, руки болтались парой безвольных веревок, и единокровный братец раз за разом валил меня на землю. Даже солидное превосходство в мышечной массе не сводило разницу в технике к нулю.

— Не хочу зря напрягаться. — Почти честно ответил я. Честно — потому что я действительно не желал потеть без шансов на победу, почти — потому что соперник очевидно истолкует сказанное по-своему.

— Травмы мне сейчас ни к чему. — Пояснил я на всякий случай. Со дня зимнего солнцестояния прошло две недели, с моего возвращения в прошлое — три.

— Отец со дня на день объявит войну за наследие. Сломаюсь сейчас — помру к чертям.

— В таком случае тебе не стоит бороться вообще. — Пожал плечами парнишка.

— Нельзя без практики совсем. Хотя, может реально на работу с оружием на манекене перейти?

— Перейди.

Замерев в ожидании, юноша потупил взор. Он знал мой вопрос, я знал его ответ, но ни один не решался сделать первый шаг. Впрочем, что я теряю?

— Присоединился к кому?

— Угу. — Окончательно смутился брат. Шаркнув ногой, он все-таки нашел силы встретиться взглядами. — Фила обещала Саргону. Я с ней. Без обид.

— Без обид. — Согласился я. Да и какие обиды к такому же заложнику традиций? Вполне логично, что Филомен вместе с двойняшкой Филоменой решили примкнуть к одной команде. Не беда. Бойцы из них посредственные, а участие сведется к игре в прятки за спинами настоящих солдат и размытым советам Саргону.

И все-таки капельку грустно…

Распрощавшись с родственником, я побежал вдоль края арены. Накачанное тело требовало регулярных нагрузок, и я собирался поддерживать его в таком состоянии подольше. Да и как, черт возьми, приятно вернуть молодость и подвижность! Еще год назад любое движение отдавало болью в суставах, а теперь я мог носиться словно ветер, то ускоряясь, то замедляясь. “Птица живет полетом” говорили седобородые старцы. Я не жил три с лишним десятилетия. Не из-за больной спины или потерянной руки, нет…

Наверное, меня могли понять запертые на суше слардары. Выведенные безумными магами гибриды человека и морских гадов селились на мелких островках, промышляли ловлей жемчуга и рыбной ловлей, а без регулярных водных процедур иссыхались.

Или даже не слардары. Те банально дохли в непригодной среде, а вот гоблины… Изгнанные с привычных гор гоблины не умирали в лесах или на равнинах, учили человеческий язык и селились в городах. Подумаешь, двухметровый амбал с серо-зеленой кожей и каменными наростами вместо волос. Зато какие навыки работы с металлом! Люди с нескрываемым удовольствием обеспечивали отщепенцев всем необходимым, но те не приживались. И виной были не пугающиеся дети, нехватка правильной пищи или невостребованность. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем отверженные гоблины сражались с тоской и, окончательно проиграв последней, заканчивали в петле.

Я держался до последнего. Протянул побольше многих и даже не понимал, что существую, а не живу. Может потому загадочная табличка и предоставила мне второй шанс? Понять и переиграть слитую партию?

Ах, если бы.