Всадник

С вышеописанных событий минуло около часа. Всадник, прозванный доктором Делламорте, не стал устраиваться на ночлег, а сидел в темном углу «Сангандского ветерана» и пил неизвестный напиток, составленный хозяином под его руководством: Эзра решил, что человеку в одежде цвета тьмы будет угождать изо всех сил – за приезжим чувствовалась непререкаемая власть, которую трактирщик за два с лишним десятка лет работы научился узнавать безошибочно. Гость тем временем мирно баюкал в кубке невероятную смесь и оглядывал посетителей, являвших собою смесь не менее гремучую. Кого только не было здесь! В основном в помещении толклись люди – коренастые медзунамцы, потомки пустынных кочевников, высокие светлоголовые ламарриане[33 - Завоевав Ламарру, эфесты рассудили, что места хватит всем, и не стали изгонять оттуда человеческие семьи, если только те не желали уйти сами. После того как редкие попытки восстаний были жестоко и эффективно пресечены, выяснилось, что сосуществование двух культур вполне возможно: эфесты были нелюбопытны, не слишком притязательны и не стремились навязывать завоеванному народу свое общество, а впоследствии и вообще дали людям полную свободу передвижений.] (некоторые из них происходили от редких смешанных браков с эфестами), наголо бритые просоленные маритимцы и белокожие камаргиты с полуголодными, полунадменными взглядами – но встречались и эфесты (один из них был из леса Гриз, он только водил по сторонам недоуменным взором) и даже один молоденький, совсем каменный гипт. Да, многие жители материка неизбежно проходили через «Ветерана» по пути от ворот в город, но никто не знал, что им есть что отмечать в таверне: о ледяном колодце рассказать было некому. Впрочем, посетители, достигавшие краснокирпичного Камарга, праздновали именно этот факт – завтра будет работа, новая жизнь и тоска по родине, а сегодня можно отметить прибытие в Морепрестольный град.

– Что ж, так и лежит? – допытывался, поскрипывая, молодой гипт у завсегдатая харчевни – человека неопределенного возраста с сероватым лицом.

– Куда ж он денется, – отвечал ветеран «Ветерана», ища что-то на дне своего кубка, явно не первого за ночь.

– Но ведь прошло довольно много лет, – настаивал гипт, елозя на табурете и грозя опрокинуться. Его нетерпение нисколько не смущало угрюмого камаргита.

– Вот тебя как зовут? – спросил он у гипта.

– Меня зовут Ниегуаллат[э]мар, – ответил тот охотно. – На вашем наречии это означает «Глубокая рубиновая жила»[34 - Гипты легко овладевали языками людей и эфестов: на это у них было, во-первых, много времени, а во-вторых, их собственный язык имел чрезвычайно сложную структуру и состоял из двух практически независимых, но в равной степени развитых наречий. Эфесты не любили говорить на языке людей и ограничивались всегда максимально короткими фразами. В принципе же за несколько столетий, прошедших с даты Ehr’qu"an, доминирующим языком материка стал камаргский диалект.], но по-камаргски можно называть меня просто: Танкредо.

– Ну вот и давай, жила: наливай да пей, – сказал камаргит хмуро, предварительно оглянувшись, – а я тебе говорю: лежит он себе, и слава Онэргапу нашему, красному заступнику.

– Как такое возможно? – удивлялся Танкредо, для поддержания товарищеского духа опрокинувший в пищевой рот[35 - У гиптов нет системы пищеварения в обычном понимании. Действительно, звукоизвлечение у них происходит за счет работы разговорного рта – одной из немногих чисто органических частей, но пищу (мелко раздробленные минералы) они принимают через отверстие, расположенное где-то на стыке головы и шеи.] кубок местной наливки, прозрачной, как талая вода. – Весь материк, и под материком, и в горах – везде знают, что он малое дитя. Еще мой отец говорил мне об этом. А ведь это было больше ста лет назад[36 - Память гиптов устроена весьма странно, и они способны воспринимать исторические последовательности лишь в наиболее укрупненном виде, а лучше всего – через привязку к своим собственным кланам и предкам (которые в строгом понимании не предки их, но учителя). За все время существования материка и его истории прошло всего около пяти поколений гиптов, из которых первое было доисторическим, а второе (к нему принадлежал уже упоминавшийся Дэньярри) участвовало в строительстве дворцов Основания.].

– Кх-хкх, – влажно крякнул камаргит, качая головой. – Колыбель, говоришь?

– Да, – веско ответил гипт, – именно колыбель.

– По-твоему, рубиновая твоя башка, железная колыбель плавать умеет?

Гипт ненадолго надулся, отвел назад жесткое треугольное ухо, но вскоре встряхнулся вновь и сказал с занудной методичностью:

– Борани, возникший в рукаве той же глубокой породы, что и старший брат моего отца, – то есть мать серебра пела им в одну ноту, – построил железный корабль Орранту. А ты помнишь, чем знаменит Оррант: тем, что победил жителей Санганда и подчинил его себе, и еще тем, что пришел в Камарг и открыл Библиотеку.

Камаргит отставил кубок и набычился. Вокруг замолчали и прислушались. Танкредо, почувствовав неожиданное внимание к себе, осекся, но продолжил: