Всадник

– Давно, еще задолго до появления на континенте вашего магистра Делламорте, эфесты решили овладеть Камаргом и так закончить то, что во времена оны не сделал великий наш завоеватель, знаменитый царь Эзларо по прозвищу «Колесница судьбы». Это событие записано в летописях материка как Большая война. Эфесты надвинулись непобедимой армадой, и многие и многие колонии Камарга пали перед нашим натиском: какие-то сопротивлялись и были уничтожены, какие-то мы захватили без боя. Пришло время, и наши клещи сомкнулись вокруг столицы людей. Слава верховного заклинателя Камарга – того, кто называл себя Hugo Haszarkänt[139] – была такова, что под стены города пришли тысячи и тысячи эфестов, ведомые Детьми; наши корабли расположились в портах людей, а отряды заняли все подступы к городу. Все воины холодной реки были там, даже однажды убитые, в Эгнане и Ламарре оставались лишь женщины и дети, включая наследного принца Руни, а авангард, состоявший из ста Детей, вооружился луками победы. Камарг был отрезан от подкреплений, и только стены защищали его. Тарн скрылся во дворце, дрожа от страха, а мы приготовились торжествовать. Царь Раки Первый, уверенный в победе, выехал вперед и предложил Камаргу открыть ворота. Камарг повиновался. Но когда внешние ворота растворились, мы увидели, что в них стоит человек с лютней в руках. Это был Хазаркаант, известный своим музыкальным пристрастием. Царь обратился к нему и призвал его освободить путь, если он не хочет погибнуть или быть плененным. «Тысячу раз приходящий» отвечал на это с высокомерием, не подобающим тому, кто многократно слабее врага, что время Камарга еще не пришло, и предложил эфестам уходить, сам же принялся играть на лютне. Царь Раки, раздосадованный его спесью, подал знак, и Дети спустили тетиву; Уго, пораженный стрелами, пал наземь, и лютня выпала из его рук. Гвардия двинулась вперед, но не прошло и нескольких секунд, как Хазаркаант вновь поднялся в проходе, на сей раз как будто менее четкий, и подобрал лютню. Царь вновь отдал приказ, и вновь несколько десятков стрел поразили заклинателя, и вновь он упал – но по прошествии мгновений опять поднялся в том же проеме, еще более расплывчатый, и предупредительно поднял руку (на сей раз лютня осталась лежать на земле). «Царь! – проговорил он с трудом, но очень отчетливо. – В последний раз призываю тебе, уходи от стен моего города, или несдобровать твоему роду. В этом мире сердце моей семьи, и оно стучит без сбоя. Ступай!» С этими словами он нагнулся и, взяв руками землю, встряхнул ее, как хозяйка встряхивает кусок запылившейся ткани; тогда от могучей волны, которая пробежала от стен Камарга, пали многие лошади, эфесты вылетели из сёдел, а почва покрылась черными трещинами. Но Дети оставались сидеть на конях, ибо нет лучше наездников, чем мы, и высокий отец наш царь Раки, увидев это, только засмеялся – ему показалось, что он наконец встретил достойного противника. «Освободи дорогу, чернокнижник!» – закричал он страшно, а затем приказал стрелять вновь. Уже и Дети не хотели делать этого, ибо чародейство, свидетелями которому они стали, было выше их понимания, но не повиноваться они не могли и вновь поразили Уго стрелами. Тогда раздался оглушительный взрыв, так что даже Дети вынуждены был отступить, и проход в пределы Камарга заполнился огнем и темным дымом; это же ядовитое горение заполнило трещины в земле и наполнило наши души страхом. Из огня вышел Уго Хазаркаант, объятый пламенем, как демон из древних легенд. Был он на сей раз почти прозрачным, и внутри этих полупрозрачных черт, о мудрец, внутри заклинателя царь Раки Первый увидел своего сына, которого оставил в Эгнане, наследного принца Руни! Царь Раки спешился и в ужасе протянул руки к сыну, а Уго с усилием разъял пальцами грудь и, обнажив лицо принца, выпустил в воздух его крик, и мучительный стон этот кровавой бороздой поднялся к небесам: «Latu, Latu, fer tæddmi?»[140] «Что ж, глупый царь, – зло спросил хранитель, – все еще не веришь?» Сказав это, он положил руку на горло принца. И царь Раки, увидевший, как внутри похитителя корчится и бьется его единственное дитя, вскочил на лошадь и велел воинам отступать, а те из Детей, кто поразили Уго стрелами, в мистическом ужасе бросили луки и пустились прочь. Эфесты отступили, и осада была снята.

Галиат, слушавший эту историю с широко раскрытыми глазами, недоверчиво покачал головой.

– Но ведь это могло быть наваждение, – пробормотал он.