Всадник

– Тогда следует оставить тебя здесь… Лучше осведомленный враг, чем нечаянный друг.

– Друг? You wish[133]. Кто такие «вы»?

– Для человека, вплетенного в клубок змей и подвешенного во тьме, ты слишком уверенно торгуешься. Скоро в тебе не останется крови – будет один яд.

– Тем хуже для всех.

– Ты пришел сюда за мальчишкой? Хотел занять его место? Зачем он тебе?

– Не люблю, когда похищают детей.

– Чужих?

– Своих у меня нет.

– Or so you prefer to think[134]. Ты не умираешь. Какие еще перья у тебя под чешуей?

– Scar tissue, which is invincible.

– But inside is a mortal man doomed to die.

– You wish[135].

VII. Возмездие

1. Ваэт возвращается

Они построили корабли и отправились в путь. Они откуда-то знали, куда плыть, – как будто их кто-то позвал. Давно забывшие воду, ничего не понимавшие ни в мореплавании, ни в кораблях, ни в течениях и розе ветров, Дети эфестов, словно изогнутая ветка в руке лозохода, устремлялись туда, где находился их враг. Враг был здесь. Не в том чужом простом мире, где пытался найти и уничтожить его Раки Однажды Убитый, и не на вымершем материке, где дееспособными оставались только они – Дети эфестов. Он был в Рэтлскаре, на своем острове. Он мог быть только там. Месть направляла их, гнев надувал их паруса. Они должны были его уничтожить, и они уже были близко.

Пока магистр мерил небытие в адском заточении, корабли Детей подошли к острову. Город замер, как замирает лягушка перед змеей. Никто из жителей Рэтлскара не помнил подобных кораблей, никто не видел их с самого времени основания, а основание осталось далеко и давно, в летописях. Что значат такие большие суда? Кто эти пришельцы? Зачем им эта морская осада?

Шесть фрегатов стояли на некотором отдалении от острова веером, как будто нацелив острые носы на крепость, и люди, несколько дней назад обещавшие новому военачальнику при необходимости «пойти за войной», с ужасом гадали, не настало ли это время.

Тогда с флагмана, на борту которого вместо названия красовалась гордая эфестская единица (в отличие от памятной экспедиции Орранта, эфесты на сей раз выстроили корабли не из романтических первооткрывательских соображений, а лишь из необходимости настичь Врага), спустились две широкие лодки с низкой осадкой. К разрушенной пристани – той самой, куда иногда приходила «Волна», – пристала делегация из двух детей эфестов и двух их голубоватых лошадей. Бок о бок всадники подъехали к закрытым воротам и, постояв перед угрюмо молчащими стенами, по случаю вторжения не приросшими ни лучниками, ни какой-либо еще стражей, наконец без лишних слов подняли на копьях древний, но всем хорошо известный знак – вымпелы с «Темной стрелой», той самой, под которой был основан Рэтлскар и отброшены Змеиные наездники. Военное поселение не могло не открыть ворота этому вымпелу.

И Дети вошли в город. В безмолвии и многолюдье их лошади процокали по стеклянным полусферам, безошибочно определив направление на дворец. Делегацию без промедления препроводили к Ораху и Ицене, напряженно встретившим посланцев забытого народа: когда б не Галиат, успевший объяснить, кто такие вообще эфесты и в особенности их Дети, военачальничья чета и вовсе не знала бы, что думать.

Посланников встретили почтительно и спросили, что привело дотоле почти сухопутный народ в преславный город Рэтлскар. Первый гонец (это был уже знакомый нам Сард) помолчал, а затем сказал, не поднимая забрала, без особенного пиетета:

– Hætem Orah Hæt Sa’ard radet; trizt sæssum i’micanir, a røgdær.

Но Ораха было не испугать ни спесью гордого эфеста (да и не обладал он полнотой знаний, позволившей ему по-настоящему обеспокоиться), ни обращением, которое он узнал, так что он поднялся навстречу и отвечал кратко и веско, не опуская глаз, как и подобало защитнику города:

– Væt lexetlum!

Это утверждение, в большей степени процессуальное, произвело неожиданный эффект: гонец вздрогнул и, видимо, в знак запоздалого уважения к правителю города снял шлем, выпустив на свободу пронзительный голубой взгляд. То же сделал его спутник, оказавшийся женщиной – это была Аима. Посланники переглянулись, и на лицах их была написана горестная беспомощность. Впрочем, это наваждение быстро прошло, и хотя Детей-вестников было всего двое, а тронная зала Ораха была полна воинов, вновь вернулось ощущение, что эфестов это превосходство в силе не беспокоило вовсе, как будто они были окружены грудой кирпичей – и вели они себя так, словно это Орах явился к ним на прием, а не наоборот. Посол помолчал, словно собираясь с силами, а затем сказал с печалью:

– Væt ertan[136]. Мы знаем, что на вашем острове находится сейчас гексенмейстер Делламорте, – за исключением первой фразы, сказанной на его родном языке, эфест говорил на чистом высоком камаргском, и понимать его Ораху было довольно тяжело. – Отдай его нам.

– Вы хотите… доктора Делламорте?.. – начал Орах, но, уловив какое-то движение возле столика, за которым вел свою летопись Галиат, осекся. Эфесты вежливо ждали.