Только один раз Зеб остановился — на месте, где след двух других лошадей присоединился к тому следу, по которому он шел. Все три следа переплетались. Местами они расходились и шли в параллельном направлении на расстоянии около двадцати ярдов, потом опять пересекали друг друга.
Все лошади были подкованы. Охотник остановился, чтобы присмотреться к отпечаткам копыт. Ему стало ясно, что из трех лошадей одна была американской породы, другая — крупный мустанг; его копыта были почти такого же размера, как и у американской лошади.
Американская лошадь следовала за мустангом. И, наконец, конь с поломанной подковой шел последним.
Все три лошади скакали по одной и той же дороге, только в разное время и поодиночке, Зеб Стумп определил это с такой легкостью и уверенностью, точно человек, который читает показания на шкале термометра.
— Хорошо, — сказал Зеб и с довольным видом стал продвигаться дальше.
Старая кобыла не торопясь следовала за ним.
— Здесь они разошлись, — сказал охотник, опять остановившись и рассматривая место, на котором стоял. — Мустанг и американская лошадь пошли вместе — я хочу сказать, что они поскакали по той же тропе. Поломанная подкова повернула в другом направлении. Интересно знать: для чего? Никогда в жизни не приходилось мне встречать таких запутанных следов. Какой из них я должен проследить первым? Если я пойду за теми двумя, то мне уже заранее известно, куда они приведут. Они должны привести к луже крови. Давай-ка попробуем третий и посмотрим, куда он идет… Направо, старушка, и держись близко от меня, а то ты потеряешься и койоты поживятся твоим салом!
После этого обращения к старой кобыле охотник повернул по следу третьей лошади.
След шел по опушке лесных зарослей, к которой его только что привели все три переплетающихся следа. Впереди была уже хорошо знакомая читателю широкая просека в виде аллеи. След поломанной подковы отходил в сторону и заворачивал в чащу. Здесь, на расстоянии каких-нибудь пятидесяти шагов от края леса, Зеб нашел место, где лошадь была привязана к дереву. Зеб пришел к заключению, что дальше этого места она не продвигалась вперед; отсюда же шел и обратный след в прерию, хотя и не по той тропе.
Седок лошади с поломанной подковой отправился в глубь зарослей пешком. Следы человеческих ног были отчетливо видны на вязкой почве около обмелевшего ручья, у которого и была привязана лошадь.
Оставив свою старую кобылу в этой же «конюшне», охотник пошел по следам человека.
Скоро он обнаружил, что было два таких следа: один вел вперед, другой — обратно. Зеб последовал за первым. Он нисколько не был удивлен, когда обнаружил, что этот след вывел его на аллею, неподалеку от места, где была лужа крови. Теперь-то ее уже не было — кровь давно вылизали койоты.
На пути своих поисков Зебу удалось сделать очень интересное открытие. В чаще густых кустарников он заметил место, где, по-видимому, довольно долго простоял человек. Травы там не было, и рыхлая земля была совершенно утоптана, судя по всему — подошвами сапог или ботинок.
Отпечатки этих же подошв вели отсюда к луже крови — один след шел туда, другой, такой же, обратно. А на ветке дерева между этими двумя знаменательными местами Зеб нашел то, чего не удалось обнаружить ни многочисленным разведчикам, ни самому вожаку следопытов — Спенглеру. Это был клочок бумаги, почерневший и наполовину обгоревший, по-видимому использованный как пыж для патрона. Он повис на ветке локустового дерева, зацепившись за один из шипов.
Старый охотник снял клочок с колючки — по-видимому, ветер занес его туда — и расправил на своей огромной грубой ладони. На измятой и обгоревшей бумаге красовалось хорошо знакомое имя, инициалами которого, включая и чин, были три буквы: «К. К. К.».
Глава LXXVII
ДРУГОЕ ЗВЕНО
Не столько удивление, сколько удовлетворение отражалось на лице Зеба, когда он изучал этот интересный документ.
— Это клочок конверта, — пробормотал Зеб Стумп. — Он говорит о многом. Вряд ли больше можно было узнать из самого письма. Использован в качестве пыжа. Ну что же, пусть теперь знает, как употреблять всякий хлам вместо подобающего для этой цели кусочка промасленной оленьей кожи. Надпись сделана женской рукой, — продолжал он, снова всматриваясь в бумажку. — Это ничего не значит. Адресовано-то ему — значит, ему и принадлежит. Следует приберечь!
При этих словах старик-охотник вынул кожаный кисет, где хранилась его зажигалка, и бережно спрятал туда клочок найденной бумажки.