— Пожалуйста, без извинений, сеньор. Если я не ошибаюсь, мы ведь с вами уже встречались — в прерии около Нуэсес.
— Да, да, вы правы, — сказал Кольхаун запинаясь: он вовсе не желал, чтобы об этом вспоминали. — Мне с вами хотелось поговорить не об этом, а о том, что было после того, как вы галопировали по краю обрыва. Мы все были поражены вашим внезапным исчезновением.
— Чему же было удивляться, кавальеро? Пуля, пущенная кем-то из вас, освободила меня от преследователей. Я увидела, что они повернули обратно, и решила продолжать свой путь.
— Я не говорю, сеньорита, что был одним из тех, кто удивился вашему внезапному исчезновению. Я предполагал, что у вас, вероятно, были свои соображения, вследствие которых вы не спустились к нам. Нас всех поразило ваше изумительное искусство ездить верхом. И какая у вас лошадь! Казалось, что она просто скользила, а не галопировала. Если я не ошибаюсь, вы и сейчас на ней? Простите меня, что спрашиваю вас о таких пустяках.
— Дайте вспомнить… я езжу на многих. Да, мне кажется, что именно на этой я была в тот день. Да, да, совершенно правильно. Я вспоминаю, как она предала меня.
— Предала вас? Каким образом?
— Она сделала это дважды. В первый раз, когда приближался ваш отряд. Во второй раз, когда индейцы — боже мой, не индейцы, как потом мне сказали! — подкрадывались через заросли.
— Но чем же она вас предала?
— Она заржала. Хорошо тренированная лошадь никогда этого не сделает. Ну, ничего. Как только я вернусь на Рио-Гранде, я ее там брошу. Пусть возвращается на пастбище.
— Что вы, сеньорита! Может быть, мне не следовало бы вам этого говорить, только, по-моему, это очень несправедливо.
— Что несправедливо?
— Из-за пустяка отказаться от такого прекрасного коня. Я бы дал многое, чтобы обладать им.
— Вы шутите, кавальеро! Он ничего особенного собой не представляет. Может быть, только немного красивее и быстрее заурядной лошади. У моего отца пять тысяч подобных ему, и многие из них красивее и, без сомнения, быстрее его. Он, правда, вынослив и хорош для больших переездов, поэтому я и еду на нем сейчас. Я на пути в Рио-Гранде. Если бы не это, с удовольствием отдала бы его вам или любому, кто проявил бы такое же горячее желание владеть моим конем.
— Простите меня, сеньорита, — сказал Кольхаун, принимая деловой вид, но с некоторой нерешительностью в голосе. — Если вы так расцениваете вашего серого мустанга, то я рад обменяться с вами. Моя лошадь не столь красива, как ваша, но я могу вам смело обещать, что она благополучно доставит вас до дому и хорошо будет вам служить и дальше.
— Что вы, сеньор! — воскликнула Исидора, не скрывая своего изумления. — Обменять вашего прекрасного американского коня на мексиканского мустанга? Это слишком великодушное предложение и звучит просто шуткой. Знаете ли вы, что на Рио-Гранде за одну вашу лошадь дадут три, а то и шесть мустангов?.
Кольхаун знал это очень хорошо. Но в то же время он не сомневался, что быстроногий мустанг ему нужнее нескольких десятков таких битюгов, как его. И не только своего неповоротливого коня — любую сумму денег впридачу готов был отдать капитан за этого питомца прерий.
— Если это не шутка, сеньор, — все еще сомневалась Исидора, — то пожалуйста, я не возражаю против мены.
— Я говорю совершенно серьезно, сеньорита.
— Тогда берите его, — сказала она, соскакивая с седла и начиная расстегивать подпругу. — Седлами нельзя нам обменяться: ваше будет слишком велико для меня.
Кольхаун был так счастлив, что не находил слов для благодарности. Он поспешил помочь девушке снять седло. После этого он снял и свое.
Не прошло и пяти минут, как мена лошадьми была закончена. Сёдла и уздечки остались за старыми хозяевами.
Исидоре все это показалось очень забавным. Она с трудом удерживалась от смеха.
У Кольхауна же к этому делу было совсем другое отношение. Перед ним была серьезнейшая цель. Без особых разговоров, сказав лишь обычное «прощайте», они расстались друг с другом. Исидора поехала на американской лошади, а капитан продолжал свой путь к гасиенде Каса-дель-Корво на сером мустанге.
Глава LXXIX
НЕУТОМИМЫЙ СЛЕДОПЫТ
Зеб быстро вернулся к месту, где была привязана его кобыла. Топография лесных зарослей была ему хорошо знакома, и он выбрал короткую дорогу.
Снова он отправился по следу разбитой подковы, в полной уверенности, что след этот приведет его к Каса-дель-Корво.
Местами земля в прерии была настолько твердая, что следы совершенно не отпечатывались на ней. Обычный путешественник мог бы подумать, что он первый проезжает по этому пути. Зеб Стумп знал, что следы опять станут заметными на более влажной и мягкой почве прерии.
Охотник уже подъезжал к плантациям Пойндекстера. Над верхушками акаций виднелись зубчатые перила азотеи. Вдруг Зеб остановился, заметив что-то на дороге. Он соскочил, забросил поводья на шею своей старой кобыле и продолжал путь пешком.
Неискушенному глазу трудно было бы определить, почему это понадобилось Зебу так неожиданно сойти с лошади.
— Его след на обратном пути домой, — произнес Зеб тихим голосом.