Всадник без головы

Небольшая группа под руководством Спенглера взяла на себя обязательство проследить путь американской лошади. Остальные же отправились в форт вместе с драгунами.

Прежде чем распрощаться с Пойндекстером и его друзьями, майор счел своим долгом поставить их в известность относительно печальных открытий, сделанных Спенглером. Пришлось рассказать и о кровавой луже, чтобы помочь разрешению загадки.

Майор с грустью высказал подозрения относительно молодого ирландца, с которым у него всегда были прекрасные отношения. И хотя он не верил в виновность Мориса-мустангера — вернее, считал это мало правдоподобным, — тем не менее он не мог не признать, что против Мориса имелись серьезные улики. Что касается остальных, то для них виновность мустангера была вне сомнений. Морис Джеральд был громогласно объявлен убийцей. Дело казалось вполне ясным.

Рассказ Обердофера освещал лишь начало трагического происшествия. Лошадь Генри Пойндекстера, вся забрызганная кровью, с окровавленным седлом, свидетельствовала о трагической развязке. Промежуточные стадии этого кровавого дела были быстро восстановлены отчасти на основании слов Спенглера, отчасти по свежеполученным сведениям.

Однако никто не задал себе вопроса: что могло толкнуть человека на такое преступление? Во всяком случае, серьезно над этим никто не задумался. Ссора с Кольхауном была взята за основу для разрешения этих сомнений. Предполагалось, что Морис перенес свое враждебное отношение к Кольхауну на всю семью Пойндекстеров.

С этими настроениями и мыслями Пойндекстер распрощался с друзьями. Решено было продолжать розыски на следующее утро. Надо было до конца изучить оба следа и, живыми или мертвыми, найти двух исчезнувших людей.

*  *  *

Группа во главе со Спенглером расположилась лагерем на месте, указанном майором.

Их было всего около десяти человек. В более сильном отряде теперь не чувствовалось необходимости. Опасность со стороны команчей в этом районе уже не была угрожающей. Как будто бы не предвиделось и других опасностей.

Вместо того чтобы лечь спать, вся группа собралась около костра. Расположились поужинать.

Несмотря на веселое потрескивание огня и большие запасы спиртных напитков, настроение было подавленное. Странный образ всадника без головы все еще стоял перед глазами, и жуткое чувство, вызванное им, не могло так скоро рассеяться. И никто по-прежнему не знал, чем можно объяснить такое никому не понятное явление. Неясно это было для Спенглера, так же как и для Кольхауна.

Последний, казалось, был потрясен больше всех. Он сидел, нахмурившись, в тени деревьев, поодаль от костра. С того момента, как уехали драгуны, он не проронил ни слова. Казалось, его даже не тянуло присоединиться к повеселевшей от выпивки компании. По-прежнему его глаза горели каким-то неестественным, стеклянным блеском, а печать испуга все еще оставалась на лице.

— Послушай, Кольхаун! — закричал ему один из молодых людей, уже изрядно выпивший. — Иди-ка сюда, старина, и садись с нами к костру. Мы все сочувствуем твоему горю и сделаем все, что сможем, чтобы отомстить за тебя и твоих близких. Но нельзя же хмуриться все время! Иди сюда и выпей с нами мононгахельского виски! Это будет тебе очень полезно, уверяю тебя.

Кольхаун принял дружеское приглашение и сел у костра, среди выпивавшей молодежи. Скоро от мрачности его не осталось и следа. Он стал так весел, что вызвал даже удивление у окружающих. Непонятно было, как мог вести себя так человек, у которого лишь утром, как предполагали, был убит двоюродный брат. Придя в качестве гостя, он скоро стал играть роль хозяина.

Вино лилось, и молодежь становилась все веселее. Говорили, пели, плясали, даже катались по траве. Однако это искусственное веселье скоро сменилось неудержимым желанием спать. Путешественники расположились на траве и заснули.

Не спал только один Кольхаун. Убедившись, что все спят, он поднялся и потихоньку прокрался к своей лошади. Отвязав ее, он быстро вскочил в седло и уехал.

Во всем его поведении не чувствовалось, чтобы он был хоть сколько-нибудь пьян.

Что же руководило им? Может быть, он отправился на розыски из любви к погибшему брату? Или хотел показать свое особое рвение, отправившись один?

Судя по срывавшимся у него фразам, можно было понять, что подобные намерения у него действительно были.

— Слава богу, сейчас светит луна, до рассвета еще целых шесть часов. Хватит времени обыскать каждый уголок зарослей на протяжении двух миль в окружности. И если только труп там, я должен найти его. Но что же это могло означать? Если бы я один это видел, я бы подумал, что сошел с ума. Но ведь все видели, все до последнего! Силы небесные! Что же это может быть?

Не успел он произнести эти слова, как крик внезапного ужаса сорвался с его губ. Он круто остановил лошадь, точно перед внезапной опасностью.

Кольхаун направлялся боковой тропой к уже известной нам просеке. Он только что собирался выехать на нее, как вдруг увидел, что какой-то всадник едет по лесу.

Всадник пробирался по просеке не медленным шагом, а быстрой рысью.