Всадник без головы (худ. Н. Качергин)

Фелим впервые видел мексиканку, да и она не знала его. Он правильно заметил, что лицо ее не было радостным. Напротив, оно было печальным, даже больше того — печать отчаяния лежала на нем. Когда Исидора показалась из-за деревьев, во взгляде ее сквозило какое-то опасение.

При въезде на поляну лицо не просветлело, а выразило удивление, смешанное с разочарованием.

— Не ошиблась ли я? — спросила Исидора нерешительным тоном по-английски. — Простите, но я… я думала, что дон Морисио живет здесь.

— Дон Моришо, вы сказали? Нет. Здесь такого нет. Дон Моришо… Я знал одного по фамилии Мориш, он жил недалеко от Баллибалаха. Только имя-то его было не Дон, а Пат. Пат Мориш его звали.

— Дон Морисио, Mo-рис, Мо-рис!

— А, Морис! Может быть, вы спрашиваете о моем хозяине, мистере Джеральде?

— Да, да! Сеньор Джеральд.

— Мистер Джеральд как раз живет в этой самой хижине, вернее — он сюда заезжает после охоты за дикими лошадьми. Он здесь поселился только на время своей охоты. А если бы вы видели его красивый дом, где он всегда живет, и посмотрели на голубоглазую красавицу, которая тоскует о нем! Бедняжка вся слезами заливается, ожидая его возвращения. Ах, если б вы только видели ее!

Несмотря на ломаную речь Фелима, собеседница хорошо поняла ее смысл. Что-то вроде вздоха вырвалось у Исидоры, когда Фелим произнес коротенькое слово «ее».

— Я вовсе не хочу видеть «ее», — поспешила ответить она. — Я хочу видеть его. Он дома?

— Дома ли он? Вопрос поставлен прямо. Предположим, я скажу вам, что он дома. Что же тогда?

— Я хочу его видеть.

— Ах, вот оно что! Придется вам подождать. Сейчас не время для гостей: к нему можно пустить, моя красавица, только доктора или священника. А вас я не пущу.

— Но мне очень нужно повидаться с ним!

— Гм, вам хочется видеть его? Это вам не удастся. Фелим О'Нил редко отказывает красавицам, особенно таким черноглазым, как вы. Но что поделаешь, если нельзя!

— Но почему же нельзя?

— Мало ли почему! Первое — потому, что сейчас он не может принять гостей и особенно женщину.

— Но почему же, сеньор, почему?

— Потому что он не совсем одет. На нем одна рубашка, если только не считать старых тряпок, которыми старик Зеб его всего обмотал. Чорт побери! Их, пожалуй, хватило бы, чтобы сшить ему целый костюм — пиджак, жилет и брюки…

— Сеньор, я вас не понимаю…

— Ах, не понимаете! Неужели я недостаточно ясно сказал, что он в постели?

— В постели, в этот час! Надеюсь, ничего не…

— …случилось, вы хотели сказать? К несчастью, случилось. Нехорошее дело случилось. Ему придется пролежать под одеялом еще много недель.

— О сеньор, неужели он болен?

— Вот это-то самое я вам и сказал.

— Значит, он болен. О сэр, скажите, чем он болен и почему он заболел?

— Хорошо, но я могу ответить только на один ваш вопрос — на первый. Его болезнь произошла от дурного обращения, но кто в этом виноват, бог его знает. У него болит нога. А кожа его выглядит так, точно он посидел в мешке с двумя десятками злых кошек. Ах, если бы вы только видели! Ведь там не найдется живого места! Даже такого клочка здоровой кожи, как ваша ручка, и то не найдется. Хуже того — он не в себе.

— Не в себе?

— Вот именно. Он болтает так, как бывает, когда человек выпьет лишнее. Капля винца, кажется мне, была бы для него лучшим лекарством, но что поделаешь, когда его нет! И фляжка и бутыль — все пусто. Нет ли у вас чего с собой? Немножко агвардиенте — так, кажется, по-вашему? Мне приходилось пить и худшую дрянь. Я уверен, что глоточек этой жидкости очень бы помог хозяину. Ну, скажите же мне правду, сударыня: есть ли с вами хоть капелька?

— Нет, сеньор, у меня нет ни капли вина.

— Жаль, обидно за мистера Мориса! Это было бы для него очень кстати.

— Но, сеньор, неужели правда, что мне нельзя его видеть?

— Безусловно правда. Да к чему это? Он ведь все равно не отличит вас от своей бабушки. Я повторяю, что с ним плохо обошлись и он не в себе.

— Тем более я должна его видеть. Может быть, я могу помочь ему… Я в долгу у него…

— О, вы ему должны и хотите заплатить? Ну, это совсем другое дело. Но тогда вам незачем его видеть. Я его доверенный, и все его дела идут через мои руки. Правда, я не умею писать, но могу поставить кресты на вашей расписке, а этого вполне достаточно для документа. Смело платите эти деньги мне — даю вам слово, что мой хозяин никогда не потребует их второй раз. Сейчас это будет кстати — мы скоро уезжаем, и нам деньги нужны. Так вот, если деньги с вами, то остальное достанем — бумагу, перо и чернила найдем в хижине. Скажите только, что вы согласны, и я вам дам расписку.

— Нет, нет, нет! Я не о деньгах говорила. Это долг благодарности.

— Ах, только благодарности! Ну, этот долг нетрудно заплатить. И расписки не требуется. Но сейчас платить такие долги не время. Хозяин все равно ничего не поймет. Когда он придет в себя, я ему скажу, что вы тут были. Больше ничего не потребуется от вас.

— Но я должна его видеть!

— Вот еще, и должны! Меня поставили на карауле и строго приказали никого не впускать.

— Это не могло касаться меня. Я его друг. Друг дона Морисио.