Всадник. Легенда Сонной Лощины

– Нет, – говорю я. – Я не имею никакого отношения к смерти Юстуса.

– Но меня ты убила, не так ли? Ни секунды не колеблясь. Не думая ни о ком, кроме себя. Схватила камень и била меня, била, пока не вышибла из меня дух.

– Ты причинил мне боль. – С тревогой слышу в своем голосе мольбу, желание объяснить, объяснить так, чтобы он понял. – Ты меня похитил. И это ты собирался меня убить.

Слова звучат жалко, я словно защищаюсь. Он прищуривается. Руки его сжимаются в те самые страшные кулаки, которые вреза`лись в мое лицо, разбивая его в кровь.

– Ты заслуживала всего, что получила. Думала, погубишь моего Юстуса и тебе сойдет это с рук, потому что ты ван Брунт? Вы всегда разыгрывали из себя больших шишек, и ты, и твои родители, а больше всех – Бром с Катриной. Всегда они вели себя так, словно деньги позволяли им делать все, что им угодно, притворялись великодушными землевладельцами, совершающими благочестивые деяния и заботящимися о деревне. Но я-то знаю. Знаю, что на самом деле им было плевать, что они только и хотели чувствовать свою важность. И ты вела себя с моим Юстусом точно так же, обращалась с ним как с грязью на своих подошвах.

Я качаю головой.

– Это не так. Это он всегда был жесток ко мне и к Сандеру, и мне приходилось защищаться, защищать от него нас обоих или избегать его, если получалось.

Не знаю, почему мне так хотелось объяснить все Дидерику Смиту, заставить его понять. Он-то ничего понимать не собирался.

– Мой мальчик был не такой! Он был горяч, да, но таким мальчик и должен быть. А вот ты была ненормальной. Где ж это слыхано, чтобы девчонка притворялась мальчишкой, одевалась как мальчишка, обрезала волосы, как мальчишка, носилась где попало, как мальчишка? И люди верили тебе, верили, что ты то, чем не являешься. Это неправильно. Потому-то я и понял: в тебе что-то не так, ты колдуешь втихую.

Мне бы защититься, заорать на него, сказать, что все это не так, но его последние слова остановили меня.

В тебе что-то не так.

Во мне что-то не так. И это не мое желание быть мальчишкой. В этом нет ничего плохого.

Да, во мне есть что-то, чего быть не должно, что-то, существование чего мне было невыносимо с момента обнаружения, что-то, исходившее от самого противоестественного существа, какое только можно вообразить.

Шулер де Яагер, или чем он там был на самом деле, под кожей, которую использовал для маскировки. Шулер де Яагер – мой дед. Его кровь, пускай и разбавленная, течет в моих венах. Что, если сила этой крови каким-то образом причинила вред Юстусу? Может, Дидерик прав и я в ответе за гибель его сына?

Дидерик делает шаг ко мне. Лицо его искажается.

– Все, что случилось, – твоя вина. Юстус. Я. Мой род оборвался из-за тебя. И вы закопали меня в лесу, как пса, как будто я вообще ничего не стою. Вы даже не похоронили меня рядом с сыном.

Лицо его продолжает меняться, кожа пузырится, растягивается, лопается, из открывшихся ран брызжет кровь.

– Ты забила меня камнем, – говорит он, поднимая руки к лицу. – Посмотри, что ты со мной сделала.

– Нет. – Я крепко зажмуриваюсь.

Не хочу видеть его лицо, потому что в тот миг, когда я вижу эти раны, я ощущаю в своей руке гладкость камня – а он был гладким, гладким и ровным, как голыш, которым так здорово пускать «блинчики» по воде, – и то, как сминалась под ударами плоть человека.

– Посмотри, что ты со мной сделала.

– Нет!

– Посмотри.

Голос его несется отовсюду, от деревьев, из кустов, из самой земли, отдаваясь эхом в моей голове, давя изнутри на глаза.

– Нет! – кричу я и снова бегу, бегу вслепую, только бы не смотреть, что моя рука с камнем сотворила с Дидериком Смитом.

Я – убийца. Я его убийца. Убийца, так никогда по-настоящему и не принявший на себя вину, просто похоронивший знание в тайном темном уголке сердца, где хранилось все страшное и стыдное. И когда секрет пытался вырваться на свободу в ночи, моя совесть заталкивала его обратно, прикрываясь беспамятством, притворяясь, будто этого никогда не было.

Неважно, что кузнец сам собирался убить меня. Вообще неважно, что он мне уготовил. Мне следовало убежать, а не бить его. Следовало остановиться прежде, чем он застыл неподвижно.

Я убийца, а Катрина помогла мне закопать труп в лесу, и мы никогда больше не говорили об этом.

Я слышу, как кричит мне вслед Дидерик Смит, но не оборачиваюсь, и скоро голос затихает. Он не преследует меня.

Звезды исчезают за густой тенью. Я бреду вслепую, натыкаясь на деревья, спотыкаясь о камни и корни. Не знаю, иду ли я прямо или хожу кругами, но мне страшно. Я боюсь того, что покажет мне лес дальше, поскольку знаю: он со мной еще не закончил.

– Бен.

Я замираю. Сердце мое предвидело, что это будет он, что это может быть только он. Мне хочется видеть его – больше всего на свете. И меньше всего на свете тоже.

– Бен, – повторяет он.

Нужно посмотреть. Нужно увидеть. Нужно узнать, винит ли он меня.