Всадник времени

Фюрер придавал большое значение деталям, не забывал их никогда и, разумеется, использовал в своих целях. Изучая материалы о финском маршале, он искал слабые места в его характере, личности. И не находил. Это вызывало его недовольство, раздражало его. Но он даже самому себе не желал в этом признаваться. Он помнил и то, что за войну 1914 года барон награждён орденом Святого Георгия. Правда, IV степени. Но всё равно — золотым, высшим военным орденом России.

Он знал о Маннергейме всё. Или почти всё. По крайней мере, он так считал. Но он не знал, не мог знать и тем более разгадать этого сложного, прошедшего все войны человека, полководца, который, такой огромный и медлительный с виду, внешне, может, излишне чопорный, был тоже очень тонким психологом, но не афишировал это, как фюрер. Барон даже поведение коня мог предчувствовать.

И умом, сердцем, всей своей сущностью ощущал движение и жизнь войсковых единиц, дивизий, даже армий. Как живых огромных организмов. И потому мог предсказать, просчитать, предвидеть результат. Исход сражений. Этот дар барона Маннергейма спас тысячи жизней финских солдат. И территорию. И гражданских людей Финляндии.

Здесь же, в летних аэродромных помещениях, немцы организовали небольшой завтрак.

Высшие чины прошли мимо офицерских столов, где было и несколько финских военных. Все вытянулись, вскинув правые руки в приветствии. Барон видел, сколь скудным было угощение. Но он знал, что это — манера немцев. Несколько тонких ломтиков колбасы, сала, сыра. И по крохотной рюмке шнапса.

Не задерживаясь далее, хозяева и гости проследовали в автомашинах на мыс, вдающийся в озеро Сайма, неподалёку от города Каукопяа. К железнодорожной станции, где стоял поезд главнокомандующего с личными вагонами-аппартаментами президента Рюти и Маннергейма.

Дорога была короткой, не более получаса. Фюрер молча смотрел в окно на тихие, нетронутые войной поля, леса и скалы Финляндии.

Обычно он ездил в автомобиле один. Но на этот раз пригласил сесть рядом Кейтеля. Фельдмаршал тоже молчал. Время от времени, почтительно поглядывая на канцлера...

Сразу же после лётного поля по правую сторону вдоль дороги потянулась крутая скала красноватого гранита, местами поросшая мхом. А наверху, на этой скале, стоял старый сосновый лес, который оставался и слева вдоль трассы, вровень с дорожным полотном. Высокие и стройные сосны в бронзовой коре, как бы отражая отблеск солнца, чуть покачивались на ветру. От скал и сосен веяло прочностью и спокойствием. И в этом фюрер чувствовал и видел потенциальный резерв для себя и своей войны. Но этот резерв не так просто было взять...

27. СТЕК

1942. Июнь.

Перед поездом главнокомандующего высокого гостя встретил почётный строй высших офицеров Ставки Маннергейма. Здесь же были и германские представители при Ставке генералы Дитл и Штумпф.

День с утра стоял на редкость чистый, чуть ветреный. Словно сам Всевышний не захотел омрачать юбилей полководца слякотью и непогодой. И барон вот уже в который раз подумал, как необходимо, чего бы это не стоило, сохранить до конца чистоту своей Родины, такой же чистой, как этот северный день. Не замазать большой кровью. А как этого зла хотят всякие заинтересованные стороны...

Солнышко припекало. Он не взял с собой привычного чёрного стека. Всё-таки встреча главы иностранного государства. И теперь руки казались ему излишне свободными. Было привычней думать, когда руки чем-то заняты.

— Господин рейхсканцлер! Я рад приветствовать вас на земле дружественной вам Финляндии. — Маннергейм произнёс это после поданной офицерам команды «смирно!», спокойно, своим громким и ясным, густым баритоном, который отчётливо был слышен каждому из присутствовавших.

Гитлер, стоявший с опущенными по швам руками, сделал шаг вперёд, его сверкающий чёрным солнцем сапог твёрдо встал, он перенёс вес тела на переднюю ногу, согнул руки в локтях, слегка жестикулируя.

— Благодарю вас, господин маршал! Я приехал, чтобы лично поздравить вас и вашу армию с вашим юбилеем. И пожелать вам дальнейших успехов в борьбе с врагами наших народов. Зиг хайль! — Фюрер говорил с обычным своим пафосом. И хотя это было всего несколько, в общем-то, незначительных слов, но с его артистизмом и зажигательностью эта краткая речь показалась внушительной.

Барон внимательно наблюдал за канцлером, Кейтелем, другими. Он представил Гитлеру своих офицеров. Тот пожал им руки и немецким офицерам, конечно, тоже. И хотя особенно тепло канцлер поприветствовал генерала Дитла, похлопал по плечу, как друга, улыбнулся... Маршалу это показалось как будто неестественным... Словно фюрер всё это делал — на публику. Вот, мол, как я ценю моего представителя здесь, в дружеской Ставке. Здесь может быть только близкий мне человек. И маршал опять с беспокойством подумал о главной цели этого визита.

Пожимая руки офицерам, фюрер изредка улыбался, даже шутил.

Когда немцы и некоторые финны в ответ вскинули руки в нацистском приветствии, барон привычно поднял кисть руки к пилотке.