Всадник времени

Тёплые и низкие августовские звёзды, мерцая и посверкивая синими своими лучами, всё-таки подсвечивали путь полку. Узкий и жёлтый месяц посеребрил дорогу, ползущую через степь. Кони шли шагом, размеренно и ритмично, как обычно идут на далёкие расстояния.

Волохов, покачиваясь в седле, думал о предстоящей операции. Полк будет брошен начдивом Куропаткиным, возможно, прямо с марша поутру на позиции частей армии генерала Врангеля. Его войска, сконцентрированные до этого в Крыму, выдвинулись войсковыми группами, клиньями рассекая юг Украины. Один такой клин, как предполагал Волохов, и определился вёрст на полтораста юго-восточнее Каховки. Обрезать этот клин, отрубить и окружить отрезанные части и должна, видимо, дивизия Куропаткина. Волохов точно этого не знал, но предполагал, опираясь на свой войсковой опыт. А не знал, потому что это и не дело командира полка. Его дело знать и выполнять свою задачу.

Поскольку врангелевцы не обороняются, а в общем-то наступают, у них и обороны серьёзной быть не может. И артиллерия не установлена, как положено. Так что если очень постараться, то прорвать их позиции и отрезать часть войск от основных сил вполне возможно. И начдив, пожалуй, прав. Но надо спешить, чтобы перед рассветом быть готовым к броску. К часу, когда прибудет офицер связи из дивизии.

Волохов снова подумал о пожилом отце, который этой ночью, наверно, сидит с удочкой у подмосковного пруда и дёргает крупных паровых окуней, как это он делал нередко вместе с подростком Дениской. И тоже вспоминает его, Дениску.

Внезапно припомнилась Волохову худенькая красавица Настенька Майорова, дочь русского дворянина, жившего в Варшаве. Тогда у Волохова с Настенькой была любовь. И мысли были... Может, и жениться... Обаятельная девушка, хорошая семья... Как волновалось его сердце, как оно гулко стучало, когда он танцевал с ней. Или гулял летними вечерами по Варшаве... Над задумчивой Вислой, среди плакучих ив и поющих вечерних сверчков. Куда всё ушло? Куда?

Война, кровавая и безудержная, перемалывающая жизни и судьбы, ожесточила его сердце, как она ожесточила сердца многих. Он стал совсем другим человеком, нежели был прежде, до неё, первой своей войны. Суровым и выдержанным, вдумчивым о серьёзным.

И любовь, взволнованная и нежная, стала казаться ему детской игрой. Ему, которому тогда было только двадцать пять. Да... Но он, уже тогда повидавший море крови, побывавший по ту сторону бытия, был битым боевым ротмистром. В такие вот годы. И всего-то за три месяца ожесточённых боёв он стал старше самого себя на много лет.

— Семенцов!

— Я, товарищ комполка!

— Вызови ко мне начальника разведки.

— Слушаюсь!

Ординарец ускакал вперёд колонны.

О чём бы ни были мысли Волохова, он ни на миг не забывал о марше полка. О его походном положении, об опасностях, которые таит ночная степь, и обо всех этих людях, и о конях тоже, чьи жизни сейчас полностью зависят от его внимания, ума, правильности его решений.

Конечно, по всем законам военной науки, он сразу же с началом марша приказал выставить подвижное боевое охранение. Конные разъезды — впереди, сзади, с боков колонн полка.

Но всё-таки внутренняя тревога заставила его принять ещё и дополнительные меры.

Гулкий топот копыт приблизился из передней части колонны. Подскакал вызванный разведчик.

— Товарищ комполка, командир взвода разведки Терещенко но вашему вызову прибыл!

— Вот что, разведчик. Возьми своих, ну полувзвод возьми, пятнадцать человек. И давай вперёд, на четыре-пять вёрст впереди авангарда. На этом направлении, я думаю, должны быть какие-то пока неизвестные нам силы. Может, белые это. А может, крупная банда. Очень крупная... Если предчувствие меня не обманывает, то нам бы надо узнать о них прежде, чем они узнают о нас. Понял, Терещенко?

— Понял, товарищ командир. Спросить можно?

— Спрашивай.

— А почему вы так предполагаете? Ведь никаких признаков как будто нет?

— Как будто... Во-первых, два или три конника, те самые бандиты, что сумели уйти от нас в Васильевке, ушли на конях именно в том направлении, куда идём сейчас мы. А впереди по карте на сто вёрст — голая степь. Сёла есть, но они вправо, влево. А впереди — нет. Эти одинокие следы уходят как раз туда, далеко в голую степь. С чего бы это? Да и вообще, этот Бельский, откуда он? Здесь нет неизвестных атаманов. Вполне возможно, что белая разведка маскируется под бандитов? Это на них похоже.

— Понятно...

— Да ничего пока не понятно. И надо всё это разведать. Вперёд, Терещенко. Через три-четыре часа, когда проведёшь глубокую разведку на полсотни вёрст впереди и впереди по кругу, если никого не встретишь, вернёшься доложишь. Значит, я не прав. И хорошо бы так. Только осторожно, очень осторожно. Нельзя, чтобы твоих разведчиков обнаружили. Ни в коем случае. Ты должен засечь, выследить противника и уйти незамеченным. Ты всё понял, разведчик?

— Понял, товарищ комполка, в общем, как в учебнике.

— Именно так, иди!