Всадник времени

Вересаев вспомнил двенадцатый год, счастливый год, когда он ещё жил в Москве, любил свою жену Валентину, которая теперь уже давно не его жена... Сейчас, став постарше, он уже наверно, не поступил бы так, как сделал тогда... Она в тайне от него встретилась с одним студентом-революционером. Говорила, что по делам борьбы за справедливость, за революцию. А он приревновал. Начал хлопотать о разводе... Тогда это сложно было. А потом... Война, революция, другие, совсем другие документы, удостоверения...

А с революцией все эти оформления вообще упростили. Теперь он холостой. Он вспомнил только о времени, спокойном, мирном, сытом. А о бывшей жене вскользь. Уже отвык. Теперь ему нравилась Катя...

Заиграли музыканты. Тотчас молодой, стройный и высокий щёголь подошёл к их столику, пригласил Катю танцевать. Она с улыбкой покачала головой. Кавалер извинился, отошёл. Однако глаза его сверкали, и зубы были стиснуты, это заметили даже мужчины.

Вересаев и Зеленцов с улыбкой переглянулись. И не таких видывали. Этот хлыщ чем-то напомнил им бандитов двадцатого, когда полк выбивал их из сел и брал в плен. Щеголеватые, под хмельком и наглые, хотя внешне эту наглость едва скрывают. Удаётся с трудом...

— Держу пари, Егор, что у этого типа под пиджаком наган.

— Думаю, да. Ну и что?

— Да ничего. Просто такие, как этот, мстят из-за угла.

— Поглядим.

Зал был наполнен разношёрстной публикой. Но красных командиров было совсем мало. Кроме них, ещё за дальним столиком — трое.

За десятками столов сидели мужчины во фраках и военных френчах, дамы в вечерних платьях и модных костюмах. Музыканты играли медленное танго, и десятки пар, томно обнимая друг друга, плавно двигались под яркими хрустальными люстрами. Вдоль стены располагались кабины, каждая — на отдельный столик, с задёрнутыми шторами при входе в зал.

— Как давно не ел я простого, но настоящего ромштекса в сухарях.

— Да, Александр, в полку у нас этого не готовят.

— А надо бы.

— Тогда это будет не полк, а ресторан.

— Буду с удовольствием служить в ресторане.

— Ребята! Ну что вы все друг друга поддеваете? Расскажите мне хоть что-нибудь о вашей жизни, службе. Я ведь по брату очень соскучилась. Да и Егор мне теперь, не чужой. Сашин друг, это мой друг. — Она снова засмеялась.

Неожиданно Зеленцов негромко сказал, не поворачивая головы:

— Извини, Катюша. Егор, ты видишь?

— Вижу.

— Ну и что ты думаешь? Ты узнал его?

— Конечно! Как не узнать!

— Насколько я помню, он был помощником начштаба в твоём уланском полку. Только, по какой части... Не помнишь?

— По разведке и контрразведке.

— А потом, что-то не помню, был ли он в пятнадцатом?

— Нет. Его в конце четырнадцатого перевели с повышением. В штаб дивизии или даже корпуса. Я только слышал, а больше его не встречал.

— Скажи, Егор, а что это он делает вид, что нас не знает?

— Он делает вид, что нас не видит. А это разные вещи.

— Но всё равно, делает вид зачем?

— А ты, Саш, у него спроси. — Егор улыбнулся. — За наш приезд, и за твою сестру, удивительную красавицу Катюшу! — Он поднял рюмку.

— Ребята! За вас, — она тоже выпила, шампанского. — Чего это вы такого там заметили? — спросила, спустя минуту.

— Тихо ты, Кать! — Саша взял её за руку. — Он делает вид, что нас не знает, то есть, что не видит.

— А кто это?

— Тогда был ротмистром в нашей бригаде. А сейчас не знаем кто он такой. Двенадцать лет прошло. Может, засланный белыми... Ведь он разведчиком был в Первой мировой. Правильно, Егор?

— Правильно, Саня, был. Может, и разведчик сейчас, а может, и в ОГПУ большой шишкой работает. Всё может быть.

— Да, пожалуй...

— И для нас делает вид, может, нас не хочет выдавать. Он ведь знает, кем мы были, царскими офицерами. А форма наша... Она ведь может быть ненастоящей.

— А она у вас настоящая? — Катя потрогала нарукавные нашивки Вересаева.

В зале ресторана под мелодичную, но громкую музыку танцевало очень много людей. Почти всё пространство между столиками было заполнено танцующими парами. Разговаривать приходилось громко, чтобы слышать друг друга.

Вересаев жестом подозвал официанта.

— Чего изволите, госп... товарищи?

Все трое весело и заразительно засмеялись. Потому что бывшие господа, а ныне — товарищи. Официант растерянно улыбнулся, не понимая — почему они так искренне развеселились?

— Принеси ещё две селёдочки, ещё триста водки. А даме два мороженых.

— Я два не съем!

— Понял, гарсон?

— Так точно-с!

— Так давай.

— Слушаюсь!