— Я... точно не знаю. Ещё двое, пожалуй.
— Где они?
— Этого я не знаю.
Волохов понимал, что пленник не врёт. Лазутчику войсковой разведки не дают информацию о других агентах. Конечно, не знает. Если ещё двое, то только из отдела его начальника Мицуми. По нашим частям ночью их шастает не меньше десяти.
— Откуда вы знаете, что двое?
— Видел их в штабе и понял.
— Хорошо. Из вновь прибывших в вашу шестую армию войск есть ли танковые части?
Пленник подумал с полминуты, потом ответил:
— Есть.
— Сколько танков прибыло дополнительно?
— Этого я не знаю. Это не связано с моей службой.
— Есть ли вновь прибывшие авиационные части?
— Есть. Но сколько самолётов, мне тоже неизвестно.
— Знает ли японская разведка, сколько танков у нас?
— Знает, но не точно.
— Почему?
— Потому что вы всё время меняете расположение своих танковых и мотоброневых частей и соединений, и это сбивает наши штабы, нарушает учёт.
Комбриг порадовался.
Он и так понимал, что при тактике и стратегии ведения боевых действий, выбранных Жуковым, основанных на движении, стремительной переброске сил, разведка противника не будет иметь ясной картины. Ни расположения войск. Ни их численности. Динамика войск — враг разведки неприятеля. Волохов это знал. Но всё равно приятно было лишний раз услышать подтверждение.
— Когда вы должны были вернуться из разведки?
— До утра.
— Ваше воинское звание?
— Не могу сказать.
— Но вы офицер?
— Разумеется.
— Давно ли вы лично служите в шестой армии?
— Неделю.
— Сколько раз вы ходили за линию фронта?
— Четыре раза.
— Задача была та же?
— Да.
Волохов был удовлетворён. Пленник отвечал, хотя быстро, но тщательно обдумывая ответы. Он был уверен, что не раскрыл ни одного военного секрета. И это всё потому, что комбриг умно и точно ставил вопросы, заранее зная, на какие самурай отвечать будет, на какие — нет. Всё, что мог знать младший офицер войсковой разведки, он так или иначе сообщил. По крайней мере, всё, что было нужно Волохову, он услышал или понял.
— Всё. Освободите ему руки.
— Он просится в туалет.
— Выведите. Но тогда руки освободите только в туалете. И потом, когда снова приведёте его сюда. Везде с ним должно быть два разведчика. Всё время не отходить ни на шаг.
Комбриг в сопровождении Лагутина, комиссара Саблина, который подошёл в конце допроса, ординарца, офицера охраны и Селиванова возвращался к себе в юрту. Комиссар молчал, видимо, обиженный, что ему сразу не сообщили о поимке шпиона. Было уже около четырёх утра, но тьма пока не редела.
— Заходите, товарищи, присаживайтесь! — Волохов снял фуражку. — Белов, принеси чаю.
— Слушаюсь, товарищ комбриг!
— Не поздно ли, Денис Андреевич, для чая? — Это поскромничал комиссар Саблин.
— Нет, Аркадий Петрович, для чая никогда не поздно и не рано. Ведь это чай! Он даже мозги промывает. Вот после боя можно и по сто грамм. А перед боем только чай.
— Хорошо, товарищ комбриг, после боя приду уже не на чай, — Саблин улыбался. После шутливой речи командира немного оттаял от обиды.
— Как рассветёт, Семён Иваныч, отправишь японца в штаб армгруппы. С усиленной охраной.
— Слушаюсь, товарищ комбриг!
Внезапно к юрте подбежали: торопливый топот был отчётливо слышен.
— Разрешите, товарищ комбриг? — высокий и широкоплечий Котов вошёл. — Беда, товарищ комбриг... Японец, того... покончил с собой. Харакири...
— А ты куда смотрел. Котов? Ты же начальник разведки бригады, не кто-нибудь! Как это случилось?
— Да вот, мои ребята вывели его по нужде, значит... Ну, он вмиг, даже ещё не оправился, выхватил откуда-то маленький немного кривой нож, с оттянутым назад узким лезвием, острый, как бритва. И где только он его прятал? Ведь наши обыскивали. А они умеют... Только успели развязать его, как вы приказали... Он повернулся спиной, как будто по нужде... Мгновенно выхватил нож и вспорол себе живот... Чёрт!.. Что теперь делать-то, товарищ комбриг? Я готов понести...
— Успокойся, Котов. Ничего делать не надо. Всё, что он мог сказать, он уже сказал. Так что трагедии особой не произошло. Напишите письменный рапорт, опишите, как всё произошло. На имя начальника штаба бригады. Ясно?
— Так точно, товарищ комбриг!
— Все свободны!
Оставшись один, Волохов тщательно обдумывал события сегодняшней ночи. Они оказались, прямо сказать, редкостные.
В его службе впервые был пойман японский лазутчик. Ну, конечно, потому, наверно, что он, Волохов впервые и попал на фронт, где велись боевые действия против японских войск. Это понятно. Но всё равно событие весьма необычное. Хотя на других фронтах, в мировой войне, да и в гражданской, всяких шпионов ловили немало. Как всё и просто, и сложно у этих самураев. Люди чести. И символ чести — смерть. Странно и страшно. Но вот так... Острый, узкий, чуть искривлённый нож самурая вмиг решил его проблему...
То, что пленник сделал себе харакири, для Волохова не стало такой уж неожиданностью. Он, конечно, и сам догадывался, для чего нужно было самураю освободить свои руки. Чтобы восстановить честь, доказать верность своему микадо, императору. Если бы ему не пообещать, что развяжут руки, он бы вообще ничего не сказал.