Всадники

В глазах его по-прежнему играла дерзость и ирония. Он ответил спокойным голосом:

– Я приказал слуге, сопровождающему меня, отвести барана к входу на арену.

– Покажи нам его, наконец, – приказал глава района.

Незнакомец заложил в рот три пальца и издал такой громкий, дикий свист, что все зрители вздрогнули. Бедняки – от неожиданности. Богачи – от страха. Любители приключений – от удовольствия.

Мальчик в одежде из такой же ткани, как и у человека с ружьем, открыл дверцу и выпустил на арену барана. Тот в несколько прыжков оказался возле хозяина. И тут мнения всех зрителей свелись к одному: они отказывались верить в то, что видели. Баран по высоте едва доходил до колен хозяина. Чахлая, запыленная шерсть его не имела определенного цвета. Местами ее и вовсе не было, и вместо шерсти виднелись розоватые пятна, которые и за кожу-то можно было принять с трудом. И, наконец, у животного был всего один рог, левый. Другой был сломан у самого основания, причем из-за шерсти можно было только догадываться, где именно проходит слом. Пока баран человека с ружьем терся, как собака, о его ногу, все с недоверием сравнивали эту несчастную зверюшку с великолепным черно-белым Бичом. Удивление дополнялось возмущением. Этот чужеземец, что, пришел в Бамиан, чтобы поиздеваться над людьми? Оскорблять их гостеприимство? Послышались гневные реплики и ничего хорошего не предвещающий ропот. Айюб отвел своего Бича на несколько шагов, как бы для того, чтобы избежать оскорбительного контакта. Послышался возмущенный голос главы района с угрожающими нотками:

– Какой демон, о незнакомец, заставляет тебя глумиться и унижать этих порядочных людей, а в моем лице и короля, твоего властелина? Не думаешь ли ты, что останешься ненаказанным?

Человек с ружьем приложил правую руку к груди, чтобы подтвердить искренность своих слов. – Глумиться? – воскликнул он. – Над кем глумиться? Может быть, над самим собой? Ведь я подтверждаю вызов, и вот моя ставка.

Он вынул из своей куртки кошелек и развязал шнурок, подал его главе района. Тот опустил в кошелек руку и вынул горсть золотых монет.

– Там, по крайней мере, еще столько же, – заверил незнакомец.

Глава района раскрыл кошелек пошире, заглянул внутрь, взвесил на руке и тихо промолвил:

– Действительно…

Когда он поднял глаза, в них отразилось совсем другое отношение к незнакомцу. С невольным уважением он задал еще один вопрос:

– Как тебя зовут?

– Хайдал, – ответил тот.

– Откуда ты?

– С высоких восточных перевалов, где люди сами куют себе прекрасное оружие и хорошо владеют им.

Глава района передал кошелек Амджяд Хану, который заглянул в него и утвердительно закивал своей широкой бородой. Глава района громко крикнул:

– Айюб и Хайдал! Вы можете выпускать в бой ваших баранов.

Затем он спросил у хозяина Бича:

– Сохраняешь ли ты всю ставку?

Айюб пожал плечами и пробормотал:

– А чего мне сомневаться? Пусть хоть тот позор, который наносит моему барану такой поединок, принесет мне побольше денег.

– Тогда займи свое место, а ты, Хайдал, займи свое, – приказал глава района. – Но прежде, чем начать, подождите, чтобы люди сделали ставки.

Но на этот раз, впервые во время боя баранов, пари никто не заключал. Все ставили только на Бича. Только безумец, по мнению публики, мог дать хоть какой-то шанс этой хилой, паршивой, однорогой твари, которую ее хозяин заставлял биться с принцем бойцов.

Хаджи Заман заметил Урозу голосом, в котором были одновременно и мед, и желчь:

– Ты ведь тоже – и это понятно – боишься ставить на чужеземца… я-то ведь, по всем правилам и по справедливости, могу поставить только на моего победителя.

Уроз смотрел прямо перед собой, ничего не слыша, ничего не видя. Он чувствовал себя зачумленным и проклятым. Не потому, что все проиграл. А потому, что у него ничего не осталось, чтобы иметь возможность проиграть еще раз.

Мокки воскликнул:

– Чего тебе еще надо, святой человек? Ты со своим вороном отнял у моего хозяина все! Все! Все!

Слова эти прозвучали громко. Их услышали. Амджяд Хан повернулся к Мокки. На круглом, детском лице саиса, как в открытой книге, читались отчаяние и горе.

– Всадник степей, – обратился Амджяд Хан к Урозу, – поверь, я буду рад и сочту за честь одолжить тебе столько, сколько захочешь. Никакой моей заслуги в этом нет. Можно уверенно давать в долг человеку, у которого есть такой конь, как у тебя.

Уроз в том состоянии, в каком он пребывал, сначала даже не понял, о чем идет речь. Он только почувствовал в голосе щедрость и доброту и наклонился к Амджяд Хану. Чья-то огромная рука схватила его за локоть, и он услышал взволнованный шепот.

– Уроз! Уроз! Молю Пророком, Аллахом всемогущим, не играй! Не играй, о, не играй на Джехола.

Угадал ли Мокки замысел хозяина, о котором тот даже сам еще ничего не знал? Уроз оттолкнул руку Мокки и, глядя ему в глаза, возразил:

– А почему бы и нет?

Мокки перешагнул через Амджяд Хана, встал на колени перед Урозом.

– Ты не должен, не можешь, не сделаешь этого, – стал просить он.