Всадники

Стада были в загоне. Постепенно утихали блеяние и лай. Холодная, суровая степная ночь обволакивала Уроза. Блеснул свет фонаря. Кадыр нес его, подняв до уровня головы. Над ним появилось резко освещенное, похожее на маску лицо Мезрора: орлиный нос, белые усы, черные брови.

Уроз сидел по-турецки возле седла. На лице его уже не было следов желчности.

– Поздравляю тебя, гость мой, – сказал Мезрор. – Ты быстро выздоравливаешь. Разреши мне последний раз поухаживать за тобой. После этого тебе долго не потребуется помощь.

Уроз протянул культю. Мезрор перевязал ее чистой тканью, пропитанной новой мазью. Уроз поблагодарил старейшину пастухов в самых искренних выражениях.

– Кадыр принесет тебе еду и углей в жаровню для обогрева, – произнес Мезрор. – Надеюсь, тебя ожидает добрая ночь.

– Самая добрая, будь уверен, – отвечал Уроз.

После того, как подросток выполнил все, что было нужно, Уроз объявил ему:

– Больше ты мне не понадобишься. Только пришли сюда моего саиса.

– Он силен, добр и чистосердечен, – воскликнул Кадыр. – Всем он здесь понравился. Тебе повезло, что имеешь такого саиса.

– Воистину повезло, – подтвердил Уроз.

* * *

Фонарь светил вполсилы за седлом, на котором лежала голова Уроза. Все тело и нижняя часть лица его были накрыты одеялами. Под надвинутой на лоб чалмой Мокки мог видеть только глаза. В полутемной юрте они горели таким огнем, что казались главным источником света в юрте.

«Его добивает горячка», – подумал Мокки.

Ему пришлось низко наклониться, чтобы расслышать свистящий, прерывистый, шедший из-под одеяла голос хозяина.

– Не могу… больше ехать… Смерть… во мне… Турсуну… надо… сообщить… Возьми… Джехола… скачи…

– Как, ты хочешь… Ночью? – Бормотал саис.

– Прямо… сейчас, – шепотом сказал Уроз.

Он сделал рукой, которая, казалось, плохо ему повиновалась, жест, запрещающий Мокки говорить, и затухающим голосом закончил:

– Немедленно… Уже… возможно… поздно…

Его рука вернулась под одеяло, неловко порылась за пазухой, где что-то шуршало, шуршало, и наконец положила к ногам Мокки большую смятую бумажку.

– Это… на дорогу, – прошептал Уроз.

Рука его бессильно опустилась на землю. Мокки прикрыл ресницы, попытался поймать нужную мысль, выбрать единственную из тех, что роем проносились, кружились у него в голове. Все деньги были перед ним… Стоило лишь протянуть руку. Но в лагере еще не спали… Что, если умирающий найдет силы крикнуть… Задушить… Но вот-вот войдет мальчишка. Да и Мезрор, возможно… Поднимут тревогу… погоня… Нет… надо сперва посоветоваться с Зирех.

Мокки на ощупь подобрал бумажку и вышел из юрты. Уроз под одеялом разжал пальцы, сжимавшие ручку кинжала.

* * *

Луна показалась ненадолго и скоро сошла с небосклона. Им показалось, что земля похолодала. Джехол вздрогнул.

– Пора возвращаться, – тихо сказала Зирех на ухо Мокки.

– Давно пора, – согласился тот.

Возвращались они к стоянке пастухов молча.

Мокки проехал вдоль ограды загона, чтобы собаки узнали его. Так и случилось. Собаки отозвались ленивым лаем, раз, другой, и ночная тишина восстановилась. Мокки держался подальше от большой юрты. Излишняя предосторожность. На собственном опыте он знал, как крепко спят здоровые люди, работающие от зари до зари. А копыта Джехола были обвязаны тряпками. Но саису не хотелось оставлять на волю случая ничего, даже самые мельчайшие детали. Он должен был сделать все от него зависящее. Ему нужно было убить Уроза. Обязательно. И в этой настоятельной потребности главным мотивом была уже не жадность. В своем воображении, в своих мечтах Мокки уже столько раз убивал Уроза и столько раз пробовал безуспешно это сделать, что сейчас всем своим существом, всей кровью своей стремился к этому и не допускал даже мысли, что тот опять ускользнет, на этот раз – навсегда.

При свете звезд показалась юрта, где лежал Уроз. Зирех бесшумно, как ночная птица, спрыгнула на землю. Мокки снял сандалии и босиком оказался на земле. Стреножил коня. Прислушался. Все тихо. Ни звука… Ни движения… Во всей степи единственным огоньком была светлая щелочка под полами войлока, прикрывавшими вход в юрту… Свет у изголовья Уроза… Голые ступни Мокки не чувствовали холода. Длинными, бесшумными шагами подошел он к входу в юрту… слегка раздвинул полотнища. Его коснулась рука Зирех.

– Получше осмотримся, – прошептала она.

Все было в порядке. В жаровне горел огонь. По другую сторону седла слабо светил фонарь. Лежащее тело, накрытое с головой одеялом… Нестерпимая мысль пришла в голову Мокки. «А что, если уже…» Дольше размышлять он не мог. Одним прыжком бросился он на Уроза. Зирех – за ним.

Но вот ей, ей удалось лишь перешагнуть порог. Кто-то схватил и дернул ее за ноги. Она упала навзничь на спину. Стукнулась затылком о землю. Она крикнула:

– Саис, большой…

И умолкла, задыхаясь.

Мокки обернулся. И замер, ошеломленный. Под одеялом он обнаружил лишь чапан, а вместо головы – сапог. Тогда как Зирех лежала на полу, и человек в драной рубашке, стоя на колене, сжимал ей горло. Человек, похожий на Уроза, искалеченного, полуживого… Голосом Уроза он произнес: