Всадники

Вдоль террасы прошел бача. Он кричал: «Саис самого прекрасного в конюшне коня! Саис раненого всадника! Тебя зовет хозяин…»

Во дворе Мокки встретил Зирех. В глазах у той горел жесткий, как у сороки-воровки, огонек.

– Ты видел, видел, – прошептала она, – видел, какой базар? Я только на минутку выскочила. О, Аллах, какие ткани, какие гребни, какие пояса, какие ожерелья!

И повторила:

– О, Аллах всемогущий!

Желание купить побольше тканей и драгоценностей отразилось на ее лице в виде страдальческой гримасы. Саис, никогда в жизни не задумывавшийся о деньгах, тут почувствовал себя виноватым в том, что он такой бедный. О, как хотелось ему подарить любимой все богатства со всех прилавков! Не глядя на Зирех, он произнес:

– Я должен идти.

В комнате Уроза зловоние было удушающим. Тот лежал с лихорадочным блеском в глазах и румянцем на скулах.

– Уходим, – распорядился он.

– Как? Прямо сейчас? – воскликнул Мокки.

– Немедленно, – подтвердил Уроз.

– А покупки? Ты же знаешь, что все наше добро осталось в горах, – вскричал Мокки.

– Купим все, что нужно, по дороге, – нахмурился Уроз. – Иди, приготовь Джехола.

– Но сегодня же здесь базар, – жалобно проговорил саис.

– Какой еще такой базар? – удивился Уроз.

– Огромный, правда-правда, просто чудесный базар, – закивал головой Мокки. – Музыканты, рассказчики, джат…

Уроз нетерпеливо пожал плечами. Потом отрывисто спросил:

– А бои животных будут?

– Конечно, конечно, обязательно будут, – закричал Мокки. – Я даже видел, как вели двух бойцовых баранов: просто потрясающие! Одного зовут Гром, а другого Бич.

– Гром и Бич, – повторил Уроз. Затем приказал:

– Приди за мной к началу первого боя.

* * *

На севере над дорогой, вдоль которой выстроились в то утро лотки, возвышалась скала Будд. С другой стороны легкий склон вел к реке. Неподалеку от нее, на ровной площадке, была устроена примитивная арена для боя. Полукругом были забиты колышки, которые соединили между собой колючими ветками и таким образом обозначили границу арены. На берегу росла короткая, нежная трава. Прямая изгородь закрывала дальнюю часть арены, а в ней была калитка. За ней виднелось несколько заброшенных мазанок, а живые изгороди из ив, тополей и высоких камышей вокруг них скрывали русло реки, откуда доносилось приятное журчание. Зато со стороны дороги подходы и вид были открыты, а небольшой наклон берега создавал подобие трибун для зрителей. Кроме того, вдоль ограждения были разложены ковры и подушки для тех, кто выделялся по званию или по богатству.

Когда Уроз подъехал на Джехоле, которого вел под уздцы Мокки, они увидели плотную толпу возбужденных людей. Но ему не пришлось просить пропустить его вперед. Народ расступился, движимый естественным благородным желанием оказать гостеприимство приехавшему издалека человеку. К тому же раненому, которого следует защищать. И уж, конечно, хозяин такого великолепного коня и такого могучего саиса мог сидеть не иначе как в первом ряду.

Мокки выбрал такое место, чтобы солнце светило сзади, спустил Уроза с седла, усадил на гору подушек и стреножил Джехола, позаботившись, чтобы тот находился как можно ближе к ним.

Как и подобает, Уроз поблагодарил двух мужчин, любезно подвинувшихся, чтобы предоставить ему побольше места. Судя по всему, это были люди знатные.

Тот, что сидел слева, был явно очень богатым человеком, о чем свидетельствовала и тонкая ткань его одежды, и мягкая кожа его сапог с острыми мысками, и полные цветущие его щеки, и ухоженная седеющая, подстриженная веером борода. Однако богатство, похоже, не сделало его ни горделивым, ни капризным. Своим добродушием и простотой в обращении он напомнил Урозу Осман-бая из Меймене, славного владельца благородных скакунов.

Другой сосед Уроза был в грязной одежде, лицо имел желчное, в оспинах, с невыразительными глазами и острым подбородком, на котором в беспорядке торчали пучки редких седых волос. Но чопендоз обратился именно к нему первому со словами благодарности. Ибо его зеленый тюрбан, свидетельствовавший о совершенном им паломничестве в Мекку, ставил его выше даже самых богатых и самых могущественных людей.

– О, святой человек, – сказал ему Уроз, – обещаю тебе, что пронесу до самого дома, до моей далекой провинции хвалу паломнику из Бамиана, великодушно уступившему место проезжему всаднику.

– Если только гниющая твоя нога позволит тебе дожить до этого дня, – съязвил человек в зеленой чалме скрипучим голосом. – Посмотри.

Он поднял палец к небу. Уроз посмотрел наверх. Низко над ним кружил огромный черный ворон. Худшего предзнаменования невозможно было и придумать. В этот момент над Урозом склонилась голова саиса, загородившего ему поле зрения.

– Джехол в хорошем месте и тут, рядом, – сообщил он.

На сердце у Уроза отлегло. Мокки загородил его от беды.

– Тебе сейчас ничего не нужно? – спросил саис.

– Ты сделал как раз то, что было надо, – посмотрел на него Уроз.

Потом повернулся к соседу слева и спросил:

– Не скажешь ли ты свое имя Урозу, сыну Турсуна, чтобы он мог оказать тебе подобающую честь?