Всадники красной смуты

…Для начала, по ходу введения европейских порядков, у нас шарахнулись назад по лестнице «общественно-экономических формаций», заменив крепостное право рабством – крестьяне из прикрепленных к земле были переданы в личную собственность помещикам. Прежняя система, когда мужика от земли оторвать было нельзя, заменилась иной: земля принадлежит хозяину сама по себе, а люди – сами по себе. Затем последовал указ о вольностях дворянских, который постепенно расширялся и углублялся, и в конце концов дворяне попали в такое положение, что они имели право, ничего не делая, жить на доходы с доставшихся им от рождения имений, в то время как крестьяне находились в совершенно рабском состоянии. В то время Россией еще и дамы правили, а дамы во все времена падки на красивое – и началось. Страна принялась спорить с Западной Европой уже не в масштабах торговли и качестве кораблей, а в высоте причесок, изысканности столов и красоте версалей. А для всего этого требовались деньги. Многие ли из тех, кто смотрит «Гардемаринов» и «Бедную Настю», задумываются об источниках дохода этих блистательных российских господ? Источник один: крепостные крестьяне. А поскольку барин хочет сорить деньгами сегодня, а завтра все как-нибудь образуется, управитель же и вовсе наемник, которому через день после увольнения хоть трава не расти, результат понятен, не так ли?

Чтобы добыть деньги для красивой жизни, сначала пытались нажать на мужиков, но количество шкур у податного сословия оказалось ограниченным, а вот аппетиты знати не ограничены никак. Тогда начали распродавать основной капитал. Какие состояния проедали и проигрывали в столицах – уму непостижимо! Впрочем, плохо не это, плохо другое: из деревни качали деньги, ничего в нее не вкладывая. Существовали, конечно, отдельные образцовые хозяйства, но они погоды не делали. Деревня, брошенная на наемников-управителей, которым важно было выжать подать сегодня, а не обеспечить ее завтра, постепенно деградировала и в хозяйственном, и в психологическом плане. Кто был на Севере или в Сибири, тот видел дома государственных крестьян и вольных людей, и легко может сравнить их с избами российского Нечерноземья, да и с украинскими хатами. Совсем иное достоинство у этих домов, и совсем иное достоинство у живущих в них людей.

Уже в начале ХХ века в Сибири жен крестьян, переселившихся из России, местные хозяйки с легким презрением называли «чернолапотницами». Почему? А потому что выйдет переселенка за какой-нибудь надобностью из избы, и за ней на белом снегу остается черный грязный след. Оттого и прозвище такое дали им хозяйки домов с белыми скоблеными полами. А ведь это один и тот же народ – просто сибиряки переселились из России несколько раньше, и судьба рабочей скотины в барском хозяйстве обошла их стороной. Они не опустились…

Деградировало крестьянство, но и дворянство делало то же самое, лишь на свой манер. Всякие красивые западные прибамбасы перенимали и при Борисе Годунове, и при Иване III, да и раньше, надо думать, тоже. Но вот стыдиться своей Родины российская знать начала лишь после Петра – а это признак вполне конкретный. Оно, конечно, знать всегда и во всех странах старается показать, что она ничего общего не имеет с собственным народом, но не всегда это бывает успешно. Как правило, успех сего начинания приходит незадолго до гибели державы – например, очень прекрасно было это выражено во Франции перед их революцией. Но Россия любую идею доводит до логического завершения – не стала исключением и эта. Наша знать не только жила в иных условиях, имела иные вкусы и носила иную одежду, она брезговала даже русским языком, предпочитая общаться между собой по-французски, и ведь вот что забавно: это положение не изменилось и после Отечественной войны 1812 года! Неудивительно, что время от времени у подвластных мужиков появлялось естественное желание посмотреть – а какого цвета у барина кровь, красная или, может, и вправду голубая? Удавалось не часто, а карали за это жестоко, так что желание сие мужики реализовывали редко, и оно накапливалось, накапливалось…

К середине XIX века стало ясно, что терпеть с отменой крепостного права больше нельзя, иначе страна попросту погибнет. Эту реформу покушались провести и Александр I, и Николай I, но каждый раз отступали, и ясно почему – царь тоже человек, и ему жить хочется. Ближе всех к нему по иерархической лестнице стояли дворяне – слой, кормившийся не собственным трудом, а почти исключительно рабским трудом принадлежавших им «душ». Если освободить крестьян, не думая о последствиях, то разорившееся дворянство будет обречено на… впрочем, если бы император попытался сделать им такое паскудство, он не дожил бы до подписания собственного указа. А освободить крестьян без земли значило неминуемо обречь страну на крестьянские бунты. Правда, в этом случае проблема помещиков решилась бы сама собой, как решилась она в 1917 году, быстро и кардинально. Но для таких поворотов руля нужен был не Романов, а Ульянов.