Всадники красной смуты

«После голода 1891 г., охватывающего громадный район в 29 губерний, Нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение ХХ в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская 9[5]. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 г. (Нижнее Поволжье, часть приозёрных[6] и новороссийских губерний) и к 1885 г. (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 гг. приблизительно в том же районе; в ХХ в. голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)»[7].

Причину голода и крестьяне, и экономисты видели в экспорте хлеба и в малоземелье, недостаточных наделах. В 1917 году леворадикальные партии пришли к власти под лозунгом: «Земля – крестьянам!» Но весь парадокс состоял в том, что земля и так была в основном у крестьян! В начале ХХ века им принадлежало более 160 млн десятин земли, дворянам – около 52 млн и прочим владельцам – около 30 млн. При этом крестьянская земля по качеству была лучше – более чем три четверти от нее составляли так называемые удобные земли (у дворян таковых меньше половины). И это не говоря о том, что крестьяне брали землю еще и в аренду. «Подобного преобладания мелкого крестьянского хозяйства над крупным не было ни в Англии, ни в Германии, ни даже в послереволюционной Франции. Россия была страной мелкого крестьянского хозяйства. Большие имения были островками в крестьянском море», – пишет приводящий эти данные историк Ольденбург. Притом что даже средняя урожайность на частных землях была на треть выше, чем у крестьян, а в крупных имениях, где хозяева знали, кто такой «агроном», она была выше уже в разы. Экспорт зерна отнюдь не вырывал последний кусок изо рта у крестьянских детей: вывозили зерно крупные хозяйства, они же кормили города, они же страдали от кризиса и низких цен, а колоссальное крестьянское большинство работало на самих себя и еще, добывая деньги промыслами, покупало хлеб. Оно же регулярно страдало от голода, стоило случиться хотя бы относительному неурожаю, и тогда правительство вынуждено было из государственных средств покупать для голодающих губерний хлеб. Получалось, что около 80 % населения России не вкладывали в общегосударственную копилку практически ничего, кроме подушного налога (да и то сплошь и рядом его не выплачивая – нечем), а время от времени попросту жили на пособие. Такой роскоши не может позволить себе даже современная Америка – но ее позволяла себе тогдашняя Россия.

Причины такого положения сплелись в тугой клубок, в котором непонятно даже, что более значимо. Во-первых, общая деградация крестьянства за двести лет крепостного права по западноевропейскому, а точнее, польскому образцу. Во-вторых, последствия отмены крепостного права, причем они далеко не ограничивались выкупными платежами. Беда была в другом: все налоги, которые раньше выплачивались натурой, теперь надо было платить деньгами. А откуда мужику взять деньги? Только продажей урожая и разных там холстов, грибов и пр., что бабы наготовят. Естественно, сами они все это на рынок не везли, а продавали за гроши перекупщику, на деревенском языке «кулаку», который на этой торговле и наживался, внося дополнительный вклад в обирание крестьян. Под гнетом всех этих новых обстоятельств крестьянское хозяйство стало стремительно беднеть.

И тут пришла еще одна беда, земельная. Имя этой беде – община. Во время крепостного право она была, может статься, и во благо, но после освобождения превратилась в нечто чудовищное. Община являлась собственником земли и распределяла ее по хозяйствам – по справедливости. Справедливость же была мелочно-уравнительной: каждому хозяину доставалось по кусочку хорошей земли и по кусочку плохой, а то и по три-четыре надела, если общинные земли были трех-четырех сортов… и так до нескольких десятков – справедливость же! Поля получались такими, что заводить на них какое-либо механизированное хозяйство просто бессмысленно. Причем каждые несколько лет происходили переделы, а заботиться о поле, которое скоро перейдет кому-то еще, – очень надо! Землю эксплуатировали хищнически, до такой степени, что в начале ХХ века урожай в нечерноземных губерниях был сам-3 – сам-4 (то есть на каждое брошенное в землю зерно собирали два или три). Если переводить на центнеры, то урожай колебался с 3–5 до 10–12 центнеров с гектара. В Германии в то же время средний урожай был около 24 центнеров, и русские крестьяне в северо-западных губерниях покупали немецкий хлеб – он был дешевле русского!