– В невесомости плаваешь. А я двинуться не могу. И парашют как деревянный. Что-то держит.
– Не «что-то», а кто-то.
– Для чего?
– Из любезности. Гостеприимные хозяева дают урок вежливости незваным гостям.
– А Париж зачем?
– Может быть, им нравится его география?
– Ну, если они разумны… – взорвался Толька.
– Мне нравится это «если».
– Не остри. Должна же быть у них какая-то цель.
– Должна. Они записывают наши реакции. Вероятно, и этот наш разговор.
– Чушь зеленая, – заключил Толька и замолчал, потому что нас вдруг сорвало, как внезапно налетевшим порывом ветра, и понесло над Парижем.
Сначала мы снизились метров на двести. Город еще приблизился и стал отчетливее. Заклубились черные с проседью дымки над фабричными трубами. Самоходные баржи на Сене стали отличимы от пестрых катерков, как обувные коробки от сигаретных пачек. Червячок, медленно ползущий вдоль Сены, превратился в поезд на подъездных путях к Лионскому вокзалу, а рассыпанная крупа на улицах – в цветную мозаику летних костюмов и платьев. Потом нас швырнуло вверх, и город опять стал удаляться и таять. Толька взлетел выше и сразу исчез вместе с парашютом в сиреневой пробке. Через две-три секунды исчез в ней и я, а затем мы оба, как дельфины, подпрыгнули над гранями голубого купола, причем ни один из парашютов не изменил своей формы, словно их все время поддували неощутимые воздушные струи, и нас понесло вниз, к белому полотну ледника.
Мы приземлились медленнее, чем при обычном прыжке с парашютом, но Толька все же упал, и его поволокло по льду. Пока я освободился от строп и поспешил помочь ему, к нам уже бежали из лагеря, пропустив вперед Томпсона. В расстегнутой куртке, без шапки, с подстриженным ежиком седины, он напоминал старого тренера – таких я видел на зимней Олимпиаде в Гренобле.
– Ну как? – спросил он с привычной повелительностью манеры и тона.
И, как всегда, меня эта повелительность разозлила.
– Нормально, – сказал я.
– Мартин уже сигнализировал, что вы оба благополучно вышли из пробки.
Я молча пожал плечами. Зачем они держали в воздухе Мартина? Чем бы он нам помог, если б мы неблагополучно вышли из пробки?
– Что там? – наконец спросил Томпсон.
– Где?
«Потерпишь, милый, потерпишь».
– Вы прекрасно знаете где.
– Знаю.
– Ну?
– Джиг-со.
30. Пары
Мы возвращались в Уманак. Мы – это наша антарктическая компания плюс научно-технический персонал экспедиции плюс два вездехода, где мы все размещались, плюс санный караван с экспедиционным имуществом. Вертолет еще раньше был возвращен на полярную базу в Туле, а командир наш с аппаратурой, которую можно было погрузить на самолет, вылетел в Копенгаген.
Там и состоялась его последняя пресс-конференция, на которой он опроверг все свои официальные и частные заявления о каких бы то ни было удачах экспедиции. Эту мрачную перекличку вопросов и ответов мы слушали в трансляции из Копенгагена в радиорубке вездехода и сохранили для потомства в магнитофонной записи. Все возгласы, шум, и смех, и несущественные возгласы с места мы вырезали, оставив только вопросно-ответный костяк.
– Может быть, командор в качестве преамбулы сделает сначала официальное заявление?
– Оно будет кратким. Экспедиция не удалась. Не удалось поставить или довести до конца ни один научный эксперимент. Мне не удалось определить ни физико-химическую природу голубого свечения, ни явлений за его пределами – я имею в виду пространство, ограниченное протуберанцами.
– Почему?
– Силовое поле, окружающее площадь свечения, оказалось непроницаемым для нашей техники.
– Вы говорите о технике экспедиции, но проницаемо ли оно вообще, учитывая все возможности земной науки?
– Не знаю.
– В печать, однако, проникли сведения о его проницаемости.
– Что вы имеете в виду?
– «Фиолетовое пятно».
– Мы видели несколько таких «пятен». Они действительно не защищены силовым полем.
– Только видели или пытались пройти?
– Пытались. И даже прошли. В первом случае – направленная взрывная волна, во втором – сверхскоростная струя водомета.
– Какие же результаты?
– Никаких.
– А гибель одного из участников взрыва?
– Элементарный несчастный случай. Мы учитывали возможность отраженной волны и предупреждали Хентера. К сожалению, он не воспользовался убежищем.
– Нам известно о том, что летчику экспедиции удалось проникнуть внутрь купола. Это верно?
– Верно.
– Почему же он отказывается давать интервью? Откройте тайну.
– Никакой тайны нет. Просто я запретил разглашение сведений о нашей работе.
– Не понимаем причин. Объясните.
– Пока экспедиция не распущена, я один отвечаю за всю информацию.
– Кто, кроме Мартина, сумел проникнуть за пределы голубого свечения?
– Двое русских. Кинооператор и метеоролог.
– Каким образом?
– На парашютах.
– А обратно?
– Тоже.
– С парашютом прыгают, а не взлетают. Может быть, они воспользовались помощью с вертолета?
– Они не воспользовались помощью с вертолета. Их остановило, выбросило и приземлило силовое поле.
– Что они видели?
– Спросите у них, когда экспедиция будет распущена. Я думаю, что все виденное ими – внушенный мираж.
– С какой целью?