Всадники (С иллюстрациями)

Просторный, светлый чердак был пуст. Лишь у выбеленной известкой трубы лежала куча соломы. А на соломе вплотную к теплым кирпичам — Зина, накрытая до подбородка пальтишком. Осунулась и не узнать.

— Ты что? — наклонился Севка. — Почему не пришла?

— Захворала! Голова раскалывается.

— Простыла, наверно. Сейчас мы тебе температуру смеряем. Вот. На-ка градусник… Есть хочешь? У меня в кармане лепешки. Вкусные!

Зина только поморщилась.

— А где ж «квартиранты»? — огляделся Севка. — Ты вроде одна.

— Хо! Их и след простыл. Боятся заразиться.

Выждав, Севка взял у Зины термометр и тут же стряхнул.

— Ну? Сколько?

— Есть небольшой жар, — соврал Севка. — Где-то тебя сильно продуло…

— Может, и продуло, — согласилась Зина, зевая. — Извини, Сева, спать очень хочется…

Он посидел минут десять возле уснувшей Зины. Встал, накрыл ее поверх пальто охапкой соломы. Не проснулась!

— Спи! — сказал Севка и вышел.

Страх погнал его неведомо куда. Словно влез кто-то в Севку и кричит: «Беги, дурной, это не простуда, это тиф! Прочь от этого места, тут погибель!..»

Севка шагает, не разбирая дороги, едва сдерживает ноги, чтобы не побежать. Горько ему и нестерпимо стыдно, а ног не унять.

Остановился. Незнакомая окраинная улочка. Домишки, пустые палисадники. В оконных стеклах горит солнце. Весна! «А Зина одна на чердаке. Сбежал от нее, как последний трус. Как те шкеты. Назад, скорее назад!»

Севкино внимание привлекли какие-то звуки. Музыка! Но на чем это играют? Не гармонь, не балалайка, не скрипка. Повернулся к приотворенному окну, задернутому занавеской, и заслушался.

Удивительная штука — музыка! Севка знает, что стоит на окраинной улице Тюмени, а кажется, что не здесь. Чудится, будто эскадрон атакует лавой. Вот вылетели с лесной опушки кони, стелются по земле, прижав уши, а всадники привстали на стременах, вскинули клинки… Над плетнями заголубели дымки выстрелов — это пехота белых… И вдруг — пулеметная строчка. Словно дерюгу рвут…

Музыка смолкла, но она еще звучит в Севке. Храпят ошалелые кони, свистит в Севкиной руке кнут, пулеметчик Федор Дроздов припал к «максиму»: та-та-та-та!

— Что ты стоишь тут, мальчик?

Очнулся Севка. Из отворенной калитки на него смотрит высокая седая женщина.

— Это вы играли? — спросил.

— Я.

— А на чем?

— На рояле, мальчик. Я рада, если тебе понравилось. Хочешь еще послушать?

— Ага!

— Так заходи, пожалуйста!

Сняв у порога шлем, Севка вошел в маленький домик, опасаясь, как бы не затоптать лаптями крашеный пол.

— Вот он, волшебник! — указала старушка на рояль. — Ты разве никогда не видел?

— Нет.

Пальцы ударили по клавишам, взлетели вверх, снова упали. И Севка позабыл все на свете. Теперь ему почудилось, что оказался он в своем поселке. Вернее, на лугу, возле речки, которая протекает через поселок. Кузнечики в траве стрекочут, журчит на перекате вода, порхают бабочки, пчелы, звеня, садятся на цветы, а стремительные ласточки так и режут небо… И нет ни войны, ни забитых вокзалов, ни голода, ни болезней. Есть только радость.

— Это Чайковский, — будто сквозь сон слышит Севка. — Еще играть?

— Нет! — спохватился он. — Спасибо… Вот если б вы позволили в другой раз прийти…

Шел Севка обратной дорогой к бане — словно нес на себе тяжелый груз. Музыка музыкой, а Зина-то одна. Что подумает, когда проснется? Клава небось нянчилась с Севкой, как с маленьким. А он? Может, ей уже получше? Хоть бы выздоровела!

Нет, не лучше. Солому как положил поверх пальто — так и лежит.

— Болит? — подошел он на цыпочках к Зине. — Да ты никак плакала?

— Ну и плакала! Где ты был?

— Ходил другую квартиру присматривать, — соврал Севка.

— Зачем?

— Тут тебе нельзя. Грязно… Вот если б согласилась одна старушка. Она мне на рояле играла. Еленой Ивановной зовут.

— На рояле? — удивилась Зина. — Какой ты счастливый! Эх, мне бы послушать.

— Зачем же слушать, раз ты сама умеешь? Выздоровеешь и сыграешь… Этого… Чайловского.

— Чайковского! — поправила Зина. — Думаешь, сыграю? А если это тиф?

— Вот выдумала! — прикрикнул Севка. — Так уж и тиф. Есть еще испанка… да мало ли всякой хворобы!

— Правда? А ты меня не бросишь одну?

«Догадалась!» — подумал Севка. Уши как огнем охватило и некуда деть глаза. Но пересилил себя.

— Да ты что? Как же я тебя брошу? Это ж надо быть… как те шкеты… На-ка вот, пожуй лепешку.

Зине совсем не хотелось есть. Но, чтоб не обидеть Севку, взяла лепешку, откусила, долго-долго жевала и с усилием проглотила.

— Вкусная! — прошептала Зина. — Только сейчас не хочу. Когда захочу — съем. Ладно? Я лучше подремлю…

Задумался Севка. Никогда еще на него не сваливалось такой беды. Ну, было в дороге трудно, так он же один. А теперь приходится думать за двоих. Самому жить негде, и есть нечего, и надо ехать, а как быть с Зиной? Ей ведь особенная пища нужна. И квартира. Чтобы чисто, тепло. Вот если бы у Севки были деньги… Ну, положим, можно продать бумажник, дядя Мирон простит. А больше что продать? Платок, так он теперь Зине нужен, градусник — тоже. Полушубок-то не продашь… Пойти разве к той бабушке? Не поможет, так хоть посоветует.