…Это было после целого дня демонски-утомительной работы. С несколькими другими я как раз сделал длительный полет над фронтом противника. Спал, должно быть, как удавленный, и проснулся, почувствовав, как кто-то теребит теребит меня за плечо и стаскивает с койки.
Открыл глаза — а окне темно, разве только немного светлее обычной ночной черноты. Вгляделся — кто предо мной — вижу — начальник эскадрилья. Сел.
— Товарищ Штреб, — говорит начальник, — собирай свои манатки и пойдем.
— А сколько время? — спрашиваю, натягивая сапог.
— Время, — говорит, — детское. Четвертый в начале!
Пошли лагерной улицей. Вижу — ведет меня начальник будто к штабу. В чем дело? Тут он сам рассказывать подался.
— Товарищ Штреб, штаб только что получил известие об отрезанных частях. Оказались в полной сохранности. Они отступили и укрепились около Мавры — в ста трех верстах отсюда. Это вне линии боев, смекаешь! Население и крестьяне — ничего, прогнали наши ребята бандитов, установили там советскую власть. Только вот денег, понимаешь, не хватает. Начпобриг телеграммой просит тысяч двадцать золотом. В нашей кассе хватит! Мы посылаем туда эти деньги!
Помедлил начальник, кладет руку ко мне на плечо.
— Товарищ, это дело щекотливое, все-таки такая цифра. Но ты человек испытанный, тебе доверить можно. Нас разделяют белые, да леса вокруг — золото можно доставить только лётом. Чувствуешь? Доставишь мешок и привезешь расписку. Вылетите сейчас — я уже велел твою машину готовить. Как она у тебя?
— Машина ничего, работает!
— Ну, вот. Наблюдателем тебе даем Сумина. Он малый на ять — металлист бывший, подпольщик… А вот и штаб. Золото получить и командировку.
Хорошо — входим. Штаб как штаб, — все мы знаем, какие они из себя бывают. Прокуренная комнатка, по углам винтовки грудами, карты, пестрые плакаты. В середине стол, около него — человек пять столпились. Подошел ближе, смотрю.
Лежит на столе газета развернутая. На газете — груда золотых кругляков с четверть аршина высотой. Комиссар возьмет монетку, передаст начштабу, тот ее в брезентовый мешочек.
Остальные смотрят, счет ведут. Смотрю и я.
Наконец, кончили, мешок завязали. Круглый, тугой, на двух ладонях уложится, а весом больше пуда. Руку так и оттягивает. Дали его мне с бумагами, пошли к самолету.
Интересно знать, что говорят всякие там кабинетные… спецы о теперешнем состоянии нашей авиации? В каком виде может быть самолет, из ночи в ночь стоящий без всяких крыш и футляров — прямо под открытым небом. Разве только мы брезентом наших летунов прикрывали, да в лучшем случае, на скорую руку навес сколачивали.
Вижу — совсем готов мой коняга. Выведен из под навеса, один моторист мотор проверяет, другой под брюхом возится. Стали пропеллер запускать. Подхожу и я.
Спрятал мешок под сиденье, привязал хорошенько. Еще раз осмотрел мотор, тросы управления, пулеметы — ни один летчик не подымется, своими глазами не увидав, все ли в исправности. Тут и Сумин подошел. Сели. Даю полный газ. Пошли.
Путь наш я еще до подъема вычислил. При скорости сто пятьдесят мы в Марве через три четверти часа будем. Мотор работал исправно, высоту хорошо забрали. У меня перед глазами измерительные приборы, карта, у наблюдателя сзади — полевой бинокль. Все в порядке.
Но тут-то и началась переделка.
Когда мы вылетели, на земле еще темновато было. А тут в высоте — полный свет. Летим над расположением белых. А они как начнут почем зря крыть.
Первая шрапнель разорвалась далеко — красивым таким желтоватым облачком. Разрыва за трескам мотора почти не слышно. Вторая ближе, третья еще. Нащупывают. Беру ручку на себя, забираю высоту и влево. Снова начиняют настигать. Разрывы так кругом и ложатся.
Странное ощущение — лететь в версте, в двух над землей и знать, что кто-то на тебя охотится, что каждое такое облачко, окажись оно около, и тебя, и машину твою в горячий бифштекс обратит! Мы-то привыкли, а вот если кому впервой — думаю, жутковато.
Однако, постреляли, постреляли и бросили. В чем дело? Чувствую — наблюдатель меня за плечо трогает.
Обернулся — вижу, приподнялся он на сиденье, из-под шлема — возбужденные глаза, показывает вниз черным пальцем в кожаной перчатке. Я посмотрел.
Земля — мутная, зелено-синяя мягко плыла на запад. Под ногами темно-синяя лента реки, светлые пятна домов, четкие морщины дорог и окопов. И вот над самой поверхностью выделяется, блестя плоскостями, крестик самолета.
Сквозь гром мотора улавливаю слова наблюдателя.
— Смотрите — еще один! — его палец показывает как будто уже и другое место.
Смотрю. Из светлого крестика выросла целая летная машина — идет, несомненно, к нам. А от земли еще одна такая же штука подымается.
Конечно, при других обстоятельствах я бы немедленно принял бой. Такая уж наша профессия — мертвых петель и пулеметных обстрелов. Однако, с пудом золота, при срочном задании…
Выдался пасмурный день. Как раз над нами висела темная завеса туч. Накручиваю высоту — 1000, 1200…