Всадники Ветра (СИ)

Холодная сталь вонзалась в мою плоть и также резко выходила из нее. Вонзалась. Выходила. Вонзалась. Выходила. Я потеряла счет ее движениям, чувствуя, как за сталью тянется что-то неприятно шершавее, длинное, плотное, и оно тоже пронзает мою кожу, причиняет страдания, невыносимый огонь разжигает в моей груди. Я стонала, попыталась дернуться, но сильные руки уверенно прижимали меня к кровати, а сталь все продолжала ходить по моей коже. В комнате дышало еще два человека, словно они делали что-то невероятное сложное. Еще раз безуспешно попытавшись вырваться, я завопила, дабы они оставили все как есть. Где-то далеко послышался раздраженный стук в двери, и закричала еще громче, чтобы просьбу о помощи услышали и спасли. Но человек, державший меня, что-то зло крикнул, но слов я не разобрала. Стук прекратился. Я отчаянно забилась в объятиях моего истязателя, но крепкие руки не позволяли даже на дюйм сдвинуться.

А сталь все ходила и ходила туда-сюда по моей ране. Запоздало до меня дошло, что ее зашивают. Иголка и есть сталь, а что-то еще — это нитки. Я прекратила свои попытки вырваться и покорно застыла под умелыми руками. Человек облегченно вздохнул, но я не могла сосредоточиться на чем-то определенном, все полностью затмевала боль.

Наконец, он закончил и плеснул что-то адски огненное на мою рану. Теперь пронзительный крик лишил сознания, а не вывел из небытия.

Треск поленьев в очаге сопровождал мое прерывистое хриплое дыхание. Пот на лице смешался со слезами, оно пылало, горело в лихорадке. Все тело стало липким, неприятным, влажным и каким-то чужим. Шевелиться категорически не хотелось, я бы даже перестала дышать, если это стало возможным. Росчерк от меча мучительно горел, распространяя лихорадку по моему телу. Даже мысль причиняла осязательную боль. Я так часто молилась в те часы о смерти, что не знаю, как боги вытащили меня из ада. Но теперь я лишь жалко корчилась от мук, ноющей остроты, и даже глаз не могла открыть.

Холодная ткань аккуратно прошлась по влажной коже. Я благодарно застонала, и человек, воодушевившись, стал протирать мое вспотевшее лицо. Скоро привкус соли на губах сменился приятной свежестью воды, неожиданно ясно захотелось пить, но человек продолжал обтирать мое лицо, медленно спускаясь от подбородка к шее. Журчащий звук сообщил о том, что мужчина ополоснул тряпку, и вновь прохладная ткань коснулась моей кожи. Он осторожными, ласковыми движениями дошел до шва, который нещадно горел. Как только ткань подобралась слишком близко, я в протесте застонала, и человек поспешно отнял руку. Шевеля губами, я требовала воды, но вместо нее в мое горло полился жидкий огонь. Бурбон. Хотелось отплевываться и грязно ругаться, но я послушно глотала, чувствуя силу ладони, поддерживающей мой затылок.

После того, как человек напоил меня бурбоном, он продолжил обтирать мое тело, откинув одеяло. Только теперь я осознала, что совершенно обнажена — моя кожа не потрудилась сообщить мне об этом раньше. Но не было желания сопротивляться действиям мужчины, ведь прохладная ткань приносила такое облегчение, отгоняя лихорадку подальше от моего измученного организма. Тихий стук в дверь заставил его прекратить обтирать меня, он убрал тряпку и накрыл меня одеялом. Я с сожалением застонала.

— Кто? — устало спросил человек, заботящийся обо мне.

— Я, — коротко и емко ответил другой, более взрослый, но тоже знакомый мне голос. Память упорно отказывалась давать им имена.

Человек-из-сна открыл дверь и впустил еще одного мужчину в комнату, поспешно заперся. Чего он боялся, я так и не поняла, да и в принципе не смогла бы понять при всем своем желании.

— Как она? — озабоченно спросил только что вошедший мужчина.

— Не знаю, — сокрушенно признал человек-из-сна. — Лихорадка то подступает, то отходит, она постоянно мечется и бередит рану.

— Это плохо! — взволнованно воскликнул его собеседник.

— Думаете, я не знаю? — грустно отозвался тот.

— Конечно…

Оба замолчали. Каждый грустил о чем-то своем, не обращая внимания на то, как мне больно, и как отчаянно хочется почувствовать влажную ткань на теле. Я застонала.

— Эверин! — горестно воскликнул гость человека-из-сна. Я метнулась на постели, спасаясь от громкого и пугающего голоса — тень надвинулась на меня, внушив мне ужас.

— Не пугайте ее! — взмолился человек-из-сна. — Она боится резких движений, видимо, сквозь веки видит тени, они внушают ей ужас.

Его пальцы успокаивающе коснулись моей щеки, я доверчиво потянулась к этому прикосновению. Человек-из-сна обмакнул ткань в воде и положил ее на мой раскаленный лоб. Полегчало.

— Опять приступ, — выдохнул он.

— Когда же она придет в себя? — спросил второй.

— Я не знаю. Ей тяжело оправиться из-за того, что помимо раны как таковой, в ней был еще и яд — она не только надышалась, эта тварь занесла ее и в рану. — Мужчина яростно заскрежетал зубами.

— Успокойтесь, вы ей нужны больше, чем голова этого преступника, — примирительно произнес старший мужчина.