Каждый день давал мне убеждение в том, что цепь обладает вполне реальной душой, которая таиться в ее нутре. Об этом говорило множество незначительных деталей. Во-первых, характер цепи оказался действительно своенравным и даже строптивым. Она, как вполне обычный человек, подвергалась резкому смену настроений и имела свое собственное мнение по тому или иному поводу. Во-вторых, несмотря на открытое неодобрение волков, она любила их с такой же силой, что и я. Чувство, что она все понимает, волной прокатывалось по моему телу, стоило ее прохладной поверхности коснуться моей кожи. В-третьих, в моих снах цепь иногда представала в самых разных образах. То молодой кудрявый мужчина, то умудренный годами и жизнью старик, то маленький озорной кареглазый мальчишка. Несмотря на свою явную принадлежность к женскому полу, она всегда принимала образ мужчины, отдавая предпочтение мужской непосредственности.
Так что если бы мне сказали, что я свихнулась и общаюсь с неживой цепью, то я бы посмеялась ему в лицо. Жизнь текла по ней, как кровь мчится по моим венам, настроение ее менялось, как погода над моей головой, хоть и мысли цепи доходили до меня с оттяжкой, и я редко разбирала какое-нибудь отдельное слово. Но мы с металлической змеей понимали друг друга даже общими, не точечными мыслями, и были вполне этим довольны, пусть и вызывали возмущение моих волков.
Несмотря на то, что день ото дня я все больше общалась с цепью, а не с Алди и Ниллицей, Динео мой креп. Обычно испытывающая легкое головокружение от прикосновения приятного холодка, я отметила за собой, что больше не слабею так быстро от нашего взаимодействия. Цепь все дольше оставалась в моих руках, но я до сих пор боялась делать с ней то, что желала душа. Ведь своенравный характер давал о себе знать, понимаете ли. А долгое ее отсутствие в реальности несколько сводило меня с ума и приводило в жутчайшее нетерпение.
Становление отношений между мной и цепью отодвинуло на дальний план воспоминания о принце, и я с благодарностью испытывала это новое состояние. Осколки не жалили сердце, просто получилось на время отстраниться от воспоминаний о его предательстве. Мой муж превратился в смазанное пятно из нехорошего прошлого. Теперь существовало только «сейчас».
И я была несказанно рада этому, со всей силой чувств отдаваясь каждому мгновению прожитой жизни. Цепь научила меня общаться и с ней, и с волками, не разрывая контакт ни с кем. Или это рассказала ей я, оставалось непонятным. Наши мысли просто перемешивались в дикую и буйную смесь, отыскивать в которой себя я не видела смысла. Ведь цепь не причиняла мне боли, она приятно холодила кожу, отодвигала неприятное в прошлое, не пропуская и капельки негативных эмоций в наше общее «сейчас». Радуясь, как ребенок, я шла навстречу своей судьбе. И цепь тоже соглашалась со мной, деля все мои чувства надвое, словно это естественно и полезно.
Общаться с волками получалось все осмысленнее, возникло впечатление, что после долгого взаимодействия и разделения сознаний между собой, мы сможем обмениваться даже отдельными фразами, но загадывать я не стала. Простая волчья логика и политика цепи — живи сейчас и наслаждайся тем, что доступно. Алди и Нилли в этом мнении совершенно точно сходились с моей цепью и даже перестали относиться к ней так презрительно и предвзято. Общая дорога и трудности сделали нас единым существом, с едиными мыслями и потребностями. За исключением того, что цепь не нуждалась ни в еде, ни в сне, ни в умывании и тому подобном. Но все-таки, несмотря на эту незначительную мелочь, мы преобразились в одно животное — человек-два-волка-цепь.
Я не пыталась отделиться от общего сознания, наслаждаясь настоящим моментом, поэтому потребность обнадеживать Роупа отпала сама собой, как нечто ненужное и неправильное. Но тогда было не заметно, как я теряюсь в этой смеси сознаний и мыслей. Я переставала быть Эверин, хотя решительно этого не замечала, считая, что это моя судьба. Не думаю, что цепь совершала это преднамеренно, но ее чарующая магия действовала на меня, и постепенно воспоминания прошлого безропотно переходили в ее блестящие звенья.
Лежа ночью на спине, я отдавала свою память, связанную с детством, не замечая, как моя душа, отрываясь кусками, переходит в цепь. Все для меня было нужным и правильным — в этом убедила металлическая змея. Но, признаться честно, отдавая ей то, что причиняло мне боль, я освобождалась от тяжкого груза. Но вместе с горем цепь пыталась высосать и положительные эмоции, и сладостное воспоминание о вкусе губ Силенса, и ночах, проведенных в разговорах с ним. В такой момент я и очнулась от таинственного гипноза, навязанного цепью.