Все байки старого психиатра

Тем не менее Олег послушался, собрался и пошел с нами в машину. А вот в приемнике отделения острых психозов, он вдруг взял и заявил, мол, пошли вы все куда подальше, а мне срочно домой надо, к детям. И развернулся было в сторону выхода. Мои парни быстро среагировали и путь к отступлению ему перекрыли. Но Олег на этом не успокоился и встал в боевую стойку, недвусмысленно давая понять, что на пути к свободе, его никто не остановит. Гера с Толей, подойдя с обеих сторон, стали его крутить. Сопротивлялся он отчаянно, натуральное побоище получилось. И вдруг неожиданно успокоился и обмяк. Да, агрессия прекратилась резко, будто выключателем щелкнули.

– Все, все, мужики, не буду! – тяжело дыша, сказал Олег.

И, действительно, спокойно разделся, пошел в палату и дал положить себя на вязки.

– Блин, он мне по голени пнул! – болезненно поморщился Гера.

– А мне чуть в нос башкой не попал! – сказал Толик.

Ну ничего, главное, что никаких серьезных травм не случилось.

Только освободился, как еще вызовок кинули. Поедем мы к пятидесятиоднолетнему мужчине на психоз.

Грубо сваренная металлическая дверь со сломанным замком. Загаженная до немыслимых пределов однушка в «хрущевке». Почерневшие стены. Угнетающий полумрак. Отвратная, тошнотворная вонища. Сожительница больного, дама неопределенного возраста с невообразимо опухшей, обрюзгшей и какой-то бугристой физиономией, сказала нам грубым, хриплым мужским голосом:

– Он уснул, короче. Ща, проспится, может, все пройдет.

– А что с ним было-то?

– Да всякую <ерунду> городил. Чего-то ему все мерещилось, баб каких-то видел. У него уж один раз была «белка». Ему бы похмелиться вовремя, и все б нормально было. А у нас утром денег ни… не было. Я потом заняла у соседки, сбегала, купила, но он уж уснул, не стала будить. Ведь правильно я сделала, да?

– Ну-ну, – подумал я, – конечно, правильно, ведь тебе же больше досталось…

Больной, с седоватой щетиной на лице, со всклокоченными волосами, лежал, приоткрыв рот, на грязном, засаленном диване. На фоне общей худобы, горой возвышался огромный живот. Цирроз печени, осложненный асцитом, были видны невооруженным взглядом. На окрик и тормошение не реагировал. В ответ на покалывание слабо двигал пальцем. Давление 110/70 мм. На ЭКГ – выраженная кардиомиопатия. Проще говоря, весьма потрепанной была сердечная мышца. И никакой здесь не сон, а кома I–II. Вот и наступил завершающий этап печеночной недостаточности. Да и сама жизнь, уверенно подошла к своему финалу. Все это я объяснил сожительнице больного. Разумеется, в доступной для нее форме. Вот только ее реакция оказалась, мягко говоря, неожиданной:

– Вы че, совсем, что ли?! Если он сдохнет, на что я его хоронить-то буду?! Я че, миллионерша, что ли? Сами его и хороните, <средства предохранения> дырявые! – захрипела она дурным голосом.

Гера сделал зверскую рожу, наклонился к ней и громко рявкнул: «Гав!». Госпожа от неожиданности отшатнулась, едва не упав, но ее заботливо поддержал Толик.

С трудом нашли в помощники двух соседских мужчин и снесли больного в машину. Благополучно увезли его в стационар.

Вот он, наглядный пример алкогольной деградации личности. Эта госпожа воспринимала предстоящую потерю близкого человека, всего лишь как обременительные, ненужные расходы. Хотя, откуда там близость… Единственное, что их сближало, так это совместные поиски денег на бухло.

Обед разрешили. Ну и замечательно. Едем на Центр![15] Ба, а там красота-то какая! Снег убран, песочком посыпано. Сразу видно, что бульдозер приезжал.

…Нет, нельзя спать днем так по долгу. В четвертом часу проснулся. Сам, безо всяких вызовов. Чайку крепенького попил, покурил и этаким бодрячком себя почувствовал. Хоть на полные сутки оставайся!

А вот и вызовок нам пульнули. Поедем к девятнадцатилетнему пареньку с психозом. Полиция вызвала. Видать, сильно хорош больной, раз полицейские вперед нас приехали.

Еще в прихожей, в уши ударил поток грязнейшей, циничнейшей нецензурной брани. С нашим приходом в комнате стало окончательно тесно. Источником безобразной ругани, оказался сидящий на диване субтильный юноша с застегнутыми сзади наручниками. Двое полицейских удерживали его, не позволяя встать. Чуть поодаль, стояли родители больного с угрюмыми лицами, которые отвели нас на кухню для разговора.

Дрожащим голосом, мама рассказала:

– Он с семнадцати лет на учете состоит. Последний раз почти два месяца лежал, выписался третьего декабря. Конечно, не такой, как раньше, но поспокойнее. Сегодня он в магазин пошел, кой-какие продукты купить. А вернулся с запахом. Говорит, пива выпил. Но ведь ему же ни капельки нельзя! Ну и опять все как в прошлый раз началось. Опять дурак-дураком. Не пьяный, а именно дурной. Пакет с продуктами швырнул, прибежал на кухню, взял нож, во внутренний карман положил. Я, как увидела, сразу, давай полицию вызывать. А он ругаться начал, хотел на улицу идти, но отец его не пустил. Он тогда в комнату вбежал, тюль сорвал, видимо, собирался из окна выйти с четвертого этажа. Мы вдвоем оттащили его. Так он давай по квартире метаться…