– Вот на какой девушке надо было жениться, – шепчет он после. Мужчины всегда говорят так своим любовницам, но у Джеймса будто открылись глаза. Луиза дремлет головой у него на локте и не слышит, но слова просачиваются ей в ухо, и она видит замысловатые сны, какие снятся любой женщине.
Нэт и Ханна спускаются в кухню, а Мэрилин неподвижно сидит за столом. Одиннадцатый час, но она еще в банном халате, закуталась так плотно, что не видно шеи, и оба понимают, что вести дурные, еще прежде, чем она выкашливает слово «самоубийство».
– Правда? – медленно переспрашивает Нэт, и, повернувшись к лестнице, не глядя на детей, Мэрилин отвечает лишь:
– Они так сказали.
Полчаса Нэт возит ложкой в хлопьях, осевших на дне плошки, а Ханна нервно за ним наблюдает. Нэт каждый день смотрел на дом Вулффов, поджидал, подкарауливал Джека, хотя и сам не вполне понимает зачем. Как-то раз даже забрался на крыльцо и заглянул в окно, но в доме вечно ни души. «Фольксваген» уже который день не фырчит на улице. В конце концов Нэт отпихивает плошку и тянется к телефону.
– Иди отсюда, – велит он Ханне. – Мне надо позвонить.
На лестнице Ханна останавливается, слушает медленные щелчки – Нэт крутит диск.
– Офицер Фиск, – после паузы говорит он, – это Нейтан Ли. Я насчет сестры. – Он понижает голос, и до Ханны долетают лишь обрывки и ошметки.
Положив трубку – швырнув так, что телефон звякает, – он запирается у себя. Они считают, у него истерика, но он-то знает, что дело нечисто, Джек замешан, в головоломке не хватает какой-то детали. Если не верит полиция, родители тоже не поверят. Отец почти не появляется дома, а мать опять торчит у Лидии; за стенкой слышно, как она расхаживает там туда-сюда, словно кошка на охоте. В дверь стучится Ханна, и Нэт ставит пластинку – громко, заглушая стук по дереву и материны шаги. Впоследствии ни один из них не вспомнит, как прошел этот день, – лишь муть онемения, которую застило все, что случилось назавтра.
Вечером Ханна выглядывает наружу в щелочку чердачной двери. Под дверью Нэта – бритвенный световой разрез, под дверью Лидии – еще один. Полдня Нэт снова и снова крутил пластинку, а теперь наконец она докрутилась, и он не поставил заново, и тишина ползет на площадку густым туманом. На цыпочках сойдя вниз, Ханна видит, что в доме темно, отца все нет. На кухне подтекает кран:
Ужасно хочется забраться в постель сестры и уснуть, но там мать, поэтому нельзя, и Ханна утешается, кружа по комнате, проверяя свои сокровища, выуживает их из тайников и разглядывает. На пружинах под матрасом – самая маленькая ложечка из материного чайного сервиза. За книжками в шкафу – отцовский старый бумажник, потертая кожа истончилась как пергамент. Карандаш Нэта – от его зубов из-под желтой краски проступила древесина. Это все неудачи. Успехи утрачены: кольцо от отцовских ключей с работы; лучшая материна губная помада – «матовый розовый лепесток»; кольцо настроения, которое Лидия носила на большом пальце. Эти предметы были желанны, их искали, изымали из Ханниных рук. «Это не игрушка», – сказал отец. «До макияжа ты пока не доросла», – сказала мать. Лидия выразилась прямее: «Не смей трогать мои вещи». Ханна закладывала руки за спину, наслаждаясь нотацией, серьезно кивала, запоминая их силуэты, стоявшие у ее постели. Когда они уходили, под нос бормотала все, что сказали, вновь рисовала их в пустоте, где они только что были.
Ей осталось лишь нежеланное, нелюбимое. Но и эти вещи она на место не возвращает. Чтобы утешить невостребованных сирот, она дважды тщательно их пересчитывает, стирает тусклое пятнышко с ложечки, открывает и закрывает карман для мелочи в бумажнике. Кое-что хранится у Ханны годами. Никто и не заметил, что вещи пропали. Они ускользнули неслышно, даже без никакого
Ханна понимает: что бы ни говорила полиция, Нэт убежден, что это Джек привел Лидию на озеро, Джек причастен, Джек виноват. Нэту видится, как Джек затаскивал ее в лодку, Джек сталкивал ее в воду, Джек оставил отпечатки пальцев у нее на шее. Но насчет Джека Нэт крупно ошибается.