Все, чего я не сказала

Как будто, подумала Ханна, злится на маму, злится на всех. Вряд ли дело только в экзамене. Лицо у Лидии было каменное, неподвижное, но Ханна различала крохотную дрожь – в ссутуленных плечах, в стиснутых челюстях. Как будто Лидия вот-вот разлетится на куски. Ханне хотелось обхватить сестру руками, чтоб не разлетелась, но она знала, что Лидия ее отпихнет, и все. Никто ничего не заметил. Нэт, Мэрилин и Джеймс переглядывались, не зная, что сказать.

– Ну, – после паузы произнесла Мэрилин, – поучишь правила и попробуешь еще раз, когда будешь готова. Не конец света. – Она заправила Лидии за ухо выбившуюся прядь. – Ничего. Ты же не школьный экзамен завалила.

В любой другой день Лидия вскипела бы и взорвалась. Но сегодня – после медальона, после парней перед машиной, после экзамена, после Луизы – в ней не осталось места злости. Внутри что-то опрокинулось и треснуло.

– Конечно, мам, – сказала она.

Посмотрела на мать, оглядела всю семью, улыбнулась, и Ханна чуть не спряталась за Нэта. Слишком широкая улыбка, слишком жизнерадостная, бодрая, белозубая и липовая. Это было страшно. Лидия как будто стала другой, чужой. И снова никто ничего не заметил. Нэт распрямил плечи; Джеймс выдохнул; Мэрилин отерла повлажневшие руки о фартук.

– Ужин пока не готов, – сказала она. – Может, примешь душ, передохнешь? Поедим пораньше, как только я закончу.

– Прекрасно, – ответила Лидия, и тут Ханна взаправду отвернулась и не смотрела, пока не услышала, как сестра поднимается по лестнице.

– Что случилось? – шепнула Мэрилин Джеймсу, а тот покачал головой.

Ханна знала. Лидия не занималась. Две недели назад Ханна, пока Лидия была в школе, обследовала ее комнату в поисках сокровищ. Прикарманила книжку, которая валялась на полу в чулане, а под книжкой обнаружила брошюру с правилами дорожного движения. Лидия начнет заниматься, решила Ханна, и тогда заметит, что книжка пропала. Придет искать. Ханна то и дело проверяла, но брошюра лежала все там же. Вчера поверх нее валялись бежевые туфли на платформе и самые красивые клеша Лидии. А книжка так и пряталась на чердаке у Ханны под подушкой.

У себя в спальне Лидия дернула за цепочку, но та не порвалась. Лидия расстегнула замочек и поспешно сунула медальон в шкатулку, точно дикую зверушку, что вот-вот укусит, а шкатулку запихала далеко под кровать. Если отец спросит, Лидия скажет, что приберегает медальон для особых случаев. Не хочу потерять, не волнуйся, пап, в следующий раз надену. У ее отражения в зеркале шею обнимала тонкая красная полоска.

Спустя час, когда Лидия спустилась к ужину, след поблек, а вот ощущение – нет. Лидия разоделась как на вечеринку, высушила и выпрямила блестящие волосы на большой гладильной доске, намазала губы блеском цвета варенья. Взглянув на дочь, Джеймс вдруг вспомнил, как впервые повстречался с Мэрилин.

– Хорошо выглядишь, – сказал он, и Лидия заставила себя улыбнуться.

С той же фальшивой улыбкой, прямая как струна, она сидела за столом, точно кукла в витрине, но фальшь замечала только Ханна. От одного взгляда на Лидию у нее болела спина, все болело, и она горбилась, почти сползая под стол. Едва ужин завершился, Лидия похлопала по губам салфеткой и встала.

– Погоди, – сказала Мэрилин. – Еще торт.

Она ушла в кухню и вернулась с тортом на подносе. На торте горели свечи. Фотография исчезла, весь торт побелел, осталось только имя Лидии. А под гладкой белизной, подумала Ханна, прячутся понарошечные права, «Поздравляем» и синее «ЛИД». Их не видно, но они там, прямо под белым, размазанные, и неразборчивые, и жуткие. И на вкус тоже почувствуются. Отец все щелкал фотоаппаратом, но Ханна не улыбалась. В отличие от Лидии притворяться она пока не научилась. Она лишь полуприкрывала глаза, как на страшных сценах по телику, чтобы лишь полувидеть, что произойдет дальше.

А произошло вот что: Лидия дождалась, когда они допоют. Едва они добрались до последней строчки, Джеймс поднес к глазу фотоаппарат и Лидия склонилась над тортом, выпятив губы, словно в предвкушении поцелуя. Ее идеально накрашенное лицо улыбнулось, обвело глазами стол. Мать. Отца. Нэта. Ханна не знала всего, что Лидия вроде бы понимала, – медальон, Луиза, только об этом и помни, – но видела, что в сестре что-то сместилось, что она рискованно балансирует на краю высоченного обрыва. И Ханна застыла, точно любой неверный жест столкнет Лидию в пропасть, а Лидия одним резким выдохом задула свечи.

Десять

Насчет Луизы Лидия, конечно, ошибалась. В тот день, в день рождения дочери, Джеймс высмеял бы ее гипотезу: абсурдно вообразить, что в его постели, в его жизни кто-то другой, не Мэрилин. Но тогда абсурдно было вообразить и жизнь без Лидии. А теперь оба абсурда сбылись.

Луиза закрывает дверь в квартиру, возвращается в спальню, а Джеймс уже застегивает рубашку.

– Уходишь? – спрашивает Луиза. В глубине души она еще цепляется за надежду, что визит Мэрилин – простое совпадение, но сама себе врет и сама же это понимает.

Джеймс заправляет рубашку в брюки и застегивает ремень.