Все, чего ты желаешь

«New York Post» сообщает о том, что бывший президент манхэттенской общественной организации выступила со скандальным заявлением. По словам Падмы Сингх, Общество «Уроборос», правление которого занимает здание около Грамерси-Парка, на протяжении нескольких десятков лет действовало как преступная организация. Во время своего президентства мисс Сингх сама вела подробную документацию относительно беззаконной деятельности членов клуба «ОУ». В файлах содержатся обвинения, касающиеся некоторых весьма известных жителей Нью-Йорка. Упоминаются различные преступления — от проституции и торговли наркотиками до поджогов и убийств. Мисс Сингх даже…

— Лживые ублюдки! — прорычал Йейн. — Газетенка выдала информацию на сутки раньше!

Он умчался в спальню и через минуту вернулся в пальто и ботинках.

— Что случилось? — удивилась Френсис.

— Я должен добраться до Падмы раньше, чем «ОУ», — объяснил Йейн. — Она не должна была покидать Нью-Йорк до завтрашнего дня.

— Нет! — воскликнула Хейвен. — Они и тебя будут искать!

— Вот почему я должен поторопиться. — Йейн поцеловал ее в лоб. — Не беспокойся обо мне.

— Йейн! — крикнула Хейвен ему вслед. — Будь осторожен!

Но он уже не слышал ее.

Йейн не вернулся к тому времени, когда Хейвен нужно было уходить. Она попыталась позвонить ему, но его мобильник отозвался из спальни. Хейвен приняла душ, оделась и стала ждать звонка. В девять тридцать проснулась Леа. В это время Хейвен еще сидела на неприбранной кровати, и у нее на пальце сверкал подаренный Йейном перстень. Она не спускала глаз со стекляшки, оправленной в золото, и молилась о том, чтобы подарок любимого принес ей удачу.

— Ты можешь воспользоваться машиной Френсис, — заметила Леа. — Тебе нельзя опаздывать.

— Я правильно поступаю? — спросила Хейвен у подруги.

Рыжеволосая девушка покачала головой.

— Не знаю. Но я в тебя верю.

Хейвен протянула Лее мобильник Йейна.

— Вдруг Йейн позвонит в мое отсутствие?

— Почему ты сама не хочешь его взять?

— Что, если Йейну понадобится помощь, а я буду в другом месте? Позаботься о нем, пожалуйста.

— А ты справишься сама? — спросила Леа.

— Поживем — увидим.

Хейвен затормозила рядом с высокими готическими воротами кладбища Гринвуд. За потемневшими от времени известняковыми шпилями ворот лежал другой мир. Безмолвный, неподвижный и абсолютно белый. На улицах снег давно превратился в слякоть, а за оградой кладбища даже не начал таять. Расчистили только пару дорожек, и они вились между могилами, словно черные ленты. Это зрелище заставило Хейвен вспомнить день, когда хоронили мать Бью. Она держала Бью за руку. И они стояли на краю могилы, вырытой в мерзлой земле. Тогда она поклялась, что будет защищать его, подбадривать и любить несмотря ни на что. Но теперь она снова его подвела.

Хейвен взглянула на наручные часы. До десяти оставалось совсем немного. Она была одна, не считая сторожа в будке у ворот, который прихлебывал кофе из картонного стаканчика. Минуты текли, и Хейвен начала волноваться. Где же Адам? Неужели утренние события задержали его?

— Вы кого-то ждете? Не хотите зайти? — осведомился сторож, приоткрыв дверь.

— У меня здесь назначена встреча с другом, — произнесла Хейвен.

— Вы говорите о высоком молодом человеке в темном пальто?

— Да, — ответила Хейвен.

— Он уже здесь. Кроме двух дам, сегодня — он наш единственный посетитель.

— Вы не видели, куда он направился?

— Вверх по пригорку и налево, — пояснил сторож.

— Спасибо, — поблагодарила его Хейвен.

Нью-Йорк остался за оградой, тишина окружила девушку со всех сторон. Холодный ветер дул в спину и подталкивал ее вперед по тропинке. В какую бы сторону она ни взглянула, она видела каменных ангелов, которые будто отворачивались от нее. Добравшись до вершины холма, поросшего деревьями, Хейвен вздохнула. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой бесприютной.

Тропа спускалась по противоположному склону к озеру. У самого подножия Хейвен заметила дверь — вход в склеп, выбитый в скальной породе. Дверь была отделана белоснежным мрамором с резьбой в старинном стиле. По обе стороны возвышались две статуи — мужчина и женщина. Хейвен догадалась, что их изваял Маттео Сальвадоре. Обе скульптуры были в плащах с капюшонами, отбрасывающими густую тень на их лица. Большинство посетителей приняли бы статуи за персонификации скорби, но в каменных глазах застыло не горе, а гордыня. Они возвышались на кладбище, чтобы править им.

На скамье возле пруда сидел человек в черном.